Хеб с ветчиной - Буковски Чарльз

Мать потеряла работу. Отец продолжал уезжать каждое утро на своем автомобиле, будто бы на работу.

— Я инженер, — говорил он всем.

Ему всегда хотелось быть инженером.

А мне выдали медицинскую карту и направили в лос-анджелескую окружную больницу. С этой картой я сел в трамвай № 7, заплатил семь центов за проезд, прошел в конец салона и сел на свободное место. Мне было назначено явиться в больницу к 8:30 утра.

На следующей остановке в трамвай вошла женщина с ребенком. Женщина было толстая, а ее сыну года четыре. Они разместились позади меня. Трамвай поехал дальше. Я сидел и смотрел в окно. Мне нравился этот трамвай № 7. Ехал он быстро, раскачивался в разные стороны, а снаружи светило солнце.

— Мама, — услышал я голос малыша позади себя, — а что у мальчика с лицом?

Женщина не ответила.

Малыш повторил свой вопрос.

И снова женщина промолчала.

Тогда парень заорал:

— Мама! Что у этого мальчика с лицом?

— Заткнись! Я не знаю, что у него с лицом!

На проходной меня направили на третий этаж. Там у самого входа за столом сидела сестра. Она записала мое имя и сказала, чтобы я присаживался. Вдоль стен коридора тянулись длинные ряды зеленых металлических стульев. На них лицом к лицу сидели пациенты: мексиканцы, белые, черные, вот только что азиатов не было. Чтива никакого не было. Некоторые пациенты просматривали вчерашние газеты. Я стал разглядывать присутствующих. Народ был разношерстный: толстые и худые, коротышки и рослые, старые и молодые. Никто не разговаривал, и все выглядели измученными. По коридору шныряли санитары, иногда проходили медсестры, но доктора не показывались. Прошел час, за ним другой. Никого из пациентов не вызывали. Я отправился на поиски воды. По пути я заглядывал в кабинеты врачей. Но все они были пусты — ни пациентов, ни докторов. Никого.

Я подошел к сестре, которая вела учет пациентов. Она просматривала толстенную книгу с именами больных. Зазвонил телефон. Сестра подняла трубку.

— Доктора Минена еще нет, — сухо ответила она и дала отбой.

— Извините, — обратился я к сестре.

— Да?

— Докторов еще нет. Можно мне прийти попозже.

— Нет.

— Но здесь же никого нет.

— Доктора на вызовах.

— Да, но мне назначено на 8:30.

— Здесь всем назначено на 8:30.

Она показала на сидящих — около 50 человек.

— Ну, вы же внесли меня в список ожидающих, так что я вернусь через пару часов, возможно, тогда здесь появится какой-нибудь доктор.

— Если вы уйдете сейчас, то автоматически потеряете свой талон на сегодняшний прием. Вам нужно будет прийти завтра, если вы, конечно, нуждаетесь в лечении.

Я вернулся на свой стул. Все замерли в ожидании, никто не протестовал. И все вокруг погрузилось в оцепенение. Лишь изредка проходили две-три сестрички, посмеиваясь на ходу. Один раз они толкали перед собой инвалидную коляску, в которой сидел мужчина. Обе ноги у него были плотно забинтованы, а когда коляска проезжала мимо меня, то я заметил, что у мужика нет уха: только черная дырка, разделенная на несколько маленьких отсеков, будто бы в ушную раковину забрался паук и сплел там свою паутину. Прошел час. Полное затишье. Еще час. Два часа. Мы ждали. Вдруг кто-то сказал:

— Доктор!

Человек в белом халате быстро зашел в один из кабинетов и закрыл за собой дверь. Мы были настороже. Ничего. В кабинет вошла сестра. Мы прослушали ее смех. Потом она вышла. Пять минут минуло. Десять. Дверь распахнулась, и вышел доктор со списком в руке.

— Мартинес? — прочитал он. — Хосе Мартинес?

Старый тощий мексиканец поднялся со стула и поплелся к доктору.

— Мартинес? Ну, Мартинес, дружище, как ты?

— Болен, доктор… Похоже, мне конец…

— Ну-ну… Заходи…

Мартинес засел там надолго. Я подобрал брошенную кем-то газету и попытался читать. Но у меня на уме, да и у всех, пожалуй, был один Мартинес. Когда он выйдет оттуда, кто будет следующим?

И тут Мартинес закричал:

— АХХХХХ! ОХХХХХ! ОСТАНОВИТЕСЬ! УХХХХХ! ГОСПОДИ! ПОЖАЛУЙСТА, ОСТАНОВИТЕСЬ!

— Сейчас, сейчас, это не больно… — уговаривал доктор. Мартинес снова завопил. В кабинет вбежала сестра. Вскоре крики стихли. Мы таращились на черную тень за полуоткрытой дверью. Затем в кабинет проследовал санитар. Через некоторое время Мартинес вновь подал голос, но теперь это были булькающие звуки. Наконец сестра и санитар вывезли его из кабинета на носилках. Мартинес лежал под простыней, но он был жив, потому что простыня не закрывала его лица. Сестра с санитаром потолкали носилки в конец коридора и скрылись за дверьми, которые открывались на обе стороны.