Лечебный факультет, или Спасти лягушку - Форель Дарья

И в этот раз кто-то опять заплатит за мой ужин. Я буду возражать, конечно, но этот кто-то сделает все тактично и быстро. Вот сейчас начнется. Еще пара градусов, и разговор перетечет в несколько абстрактную, общую колею. Сейчас за этим столом мы определим будущее страны, нации, культуры и искусства. Я вставлю свой весомый комментарий относительно здравоохранения и отечественного образования. И их судьбу мы сейчас тоже решим. Решим, как сможем.

— Ну ты в натуре врач?

— Да. Уже на третьем курсе.

— А сколько, сколько тебе еще?

— Еще пять лет.

— Ни хрена себе! А почему ты туда пошла? Мне Машка говорила — вы вместе учились.

— Мне кажется, это достойная работа.

— В нашей стране?!

— В нашей стране.

— Я бы сказал… (Нет смысла воспроизводить, что именно сказал Антон, об этом и так можно догадаться.)

— Ну все-таки. Да, зарплаты маленькие, труд — неблагодарный, тяжелый, изнуряющий. Но ведь это того стоит…

Я везде оказываюсь, типа, лишним человеком. Смотрю на друзей и огорчаюсь. Они интеллигентные, добродушные, ориентируются в современном мире. А я даже музыку не умею с Интернета скачивать. Потому что нет времени. А ведь уже пятый год я работаю лишним человеком. До этого — служила. До службы — пыталась стать художником. Теперь вот учусь. Нахожусь не в своей среде. В общем-то, ячейки в определенном социальном пласте у меня пока нет. Перспективы до омерзения отпугивают. Куда ни сунешься — жесть.

Я звоню своим друзьям, чтобы сообщить:

— А мне поставили тройку!

Они смеются, говорят:

— Молодец…

Антон считает, например, что в журналистике появилось слишком много жаргонных словечек. Мол, язык обновляется, что хорошо, но результат получается таким безвкусным…

Маша думает вот так: кино — на редкость трудоемкая сфера. Нервов не хватает, но тема — близкая. Сложно расставить приоритеты. Может, ей попробовать для разнообразия театр?

Трое анонимных обсуждают свои путешествия. Где визы оформлять, сколько денег на что надо.

А я даже слово вставить не могу. Ей-богу, прям как по-китайски разговор идет. То есть суть мне ясна, я же не глухая. Но что мне сказать по существу? Да уж, лучше так посижу, послушаю. Мне в принципе необязательно что-то говорить. Главное, что за столиком тепло, и компания добрая. Больше ничего и не надо.

Как ни странно, но к этим тройкам (лишь бы не пересдача) вся моя жизнь и сводится. Основные мои волнения касаются учебы. Сессия — нервирует, как и всех. Вдобавок еще на первом курсе у меня обнаружилась очевидная техническая проблема. А именно — мой ужасный почерк. Я пишу настолько неразборчиво, что все преподаватели делают мне за это выговоры. Да, кажется, я забыла рассказать, что у нас проверяют тетради. Прямо как в школе — берут и ставят галочки, исправляют неверные слова, отмечают, аккуратная тетрадь или не очень. В университете продаются специальные тетради за пятьсот рублей. В них — разные картинки с пояснениями, написанные округлым почерком какой-нибудь первокурсницы, которая за эту нехитрую работу получила зачет. Кроме того — бесчисленные методички, которые мы просто обязаны приобрести за девяносто девять точка девяносто девять. Не берешь методичку — огребаешь двойку. Так формируется отношение к тебе преподавателей: Ну что, без методички ходим? А как готовимся?

Кроме этого, некоторые преподаватели даже спрашивают исключительно по покупной методичке. В этот маленький блокнот умещается минимум фактов и формул, но зато так можно подзаработать.

В общем, почерк у меня ужасный. Как у нормального врача. А меня заставляют с этим бороться. Так я обретаю любимое занятие — писать. После последнего семинара я беру методичку за девяносто девять точка девяносто девять и направляюсь в кафе. Заказываю капучино с булкой и переписываю все содержимое методички. Почерк от этого сильно не меняется. Все буквы я пищу по-разному. Иногда у меня «К» с закорючкой, иногда — прямая. Но со временем я пытаюсь выработать свой стиль. Писать либо с закорючкой, либо без. Это занятие меня буквально поглощает. Я начинаю переписывать все, что попадается под руку. Методички, лекции, главы из учебников. Через год мой почерк стал немного более читабельным. Однако пока что в нем ориентируюсь исключительно я. Мне говорят, как ребенку-дауну:

— Молодец, Форель, руки начинают расти из правильного места. Тренируйся дальше.

А дальше со мной происходит странная метаморфоза. Мне надоедает переписывать учебники, и я начинаю просто писать. Писать все, что приходит в голову. Описывать лежащие передо мной предметы. В моей тетради по биохимии появляется надпись: «Солонка прозрачная с красной крышкой. На крышке — три дырки. Солонка сделана из тусклого пластика». Или: «Пол ламинированный, блестящий. На нем немного пыли. Цвет оранжевый. Трещина в переднем левом углу».