Безутешные - Исигуро Кадзуо

Поблагодарив мисс Штратман, я проследил взглядом, как она удаляется по коридору. Меня все еще продолжали занимать подробности нашего разговора – и когда я переступил порог номера, то не сразу различил фигуру Густава, стоявшего возле кровати.

– А, вот и вы, сэр.

Внутри отеля всюду преобладала обшивка из темного дерева – и меня приятно удивил современный вид комнаты, залитой светом. Стена напротив меня почти целиком от пола до потолка была из стекла: солнце проникало внутрь сквозь вертикальные планки жалюзи. Мои чемоданы стояли рядышком у гардероба.

– Если вы готовы уделить мне еще немного вашего времени, сэр, я покажу вам, где тут что. Чтобы вы устроились с полным комфортом.

Я покорно следовал за Густавом, пока он знакомил меня с выключателями и всеми прочими аксессуарами. Потом он повел меня в ванную, где продолжил объяснения. Я чуть было не прервал его по привычке, выработанной общением с носильщиками при отелях, но что-то в той старательности, с которой он исполнял свою задачу, в его усилиях внести нечто личное в обряд, совершаемый им ежедневно по многу раз, меня остановило и даже растрогало. Пока он, указывая рукой то на один, то на другой угол комнаты, не упускал и мелочи, мне вдруг пришло в голову, что, несмотря на весь свой профессионализм и неподдельное желание устроить меня как нельзя лучше, Густав особенно озабочен чем-то другим, мучившим его на протяжении всего дня. Иными словами, его вновь охватила тревога за дочь и за ее маленького ребенка.

Когда несколько месяцев тому назад Густав получил это предложение, он и не подозревал, что будет испытывать какие-либо другие чувства, помимо ничем не омраченного удовольствия. Раз в неделю, после полудня, он должен был проводить час или два, гуляя с внуком по Старому Городу, с тем чтобы Софи могла развеяться и уделить немного времени себе. Договоренность сразу же оказалась очень удачной – и через неделю-две дедушка с внуком выработали распорядок, устраивавший обоих как нельзя более. В сухую погоду они отправлялись в парк с аттракционами, где Борис мог продемонстрировать свои последние достижения по части отважных гимнастических курбетов. Если шел дождь, они посещали лодочный музей. Частенько они просто прогуливались по крохотным улочкам Старого Города, заглядывая в магазины сувениров или наблюдая на Старой площади пантомиму или акробатическое представление. Пожилого носильщика здесь хорошо знали: их приветствовали на каждом шагу – и на Густава со всех сторон сыпались похвалы его внуку. Они подолгу простаивали на старинном мосту и следили за проплывающими внизу лодками. Экскурсия завершалась обычно в излюбленном ими кафе, где они заказывали пирожные или мороженое и поджидали возвращения Софи.

Поначалу эти прогулки доставляли Густаву огромное наслаждение. Однако участившиеся встречи с дочерью и внуком вынудили его заметить многое из того, что ранее он без раздумий отмел бы в сторону, но очень скоро он уже не в силах был делать вид, что все обстоит благополучно. Прежде всего, вопрос касался настроения Софи. В первые разы она прощалась с ними весело, спеша в центр города за покупками или к подруге. Позднее она стала уходить понурившись, как если бы ей нечем было занять себя. Далее обнаружилось, что эта хандра, чем бы она ни была вызвана, начала сказываться на Борисе. По правде говоря, его внук почти постоянно пребывал веселым и бодрым. Но носильщик подметил, как то и дело, в особенности при упоминании о домашних событиях, по лицу мальчика пробегала тень. А две недели назад случилось происшествие, которое пожилой носильщик никак не мог выкинуть из головы.

Густав проходил с Борисом мимо одного из многочисленных кафе Старого Города, как вдруг заметил за окном свою дочь. Навес затенял стекло, позволяя хорошо разглядеть помещение: Софи сидела там одна за чашкой кофе с безутешным видом. То, что она не нашла в себе сил покинуть Старый Город, не говоря уж о выражении ее лица, потрясло Густава: он даже не сразу вспомнил о Борисе и необходимости отвлечь его внимание. Было уже поздно: Борис, проследив за взглядом деда, отчетливо увидел сидевшую в кафе мать. Мальчик тотчас же отвернулся – и оба продолжали прогулку, ни словом не обмолвившись об увиденном. К Борису скоро вернулось хорошее настроение, но эпизод чрезвычайно встревожил Густава и с тех пор не выходил у него из головы. В сущности, именно воспоминание об этом инциденте и придавало ему ту озабоченность, с какой он встретил меня в вестибюле и которая вновь охватила его, когда он показывал мне мой номер.