Элизабет Костелло - Кутзее Джозеф Максвелл

— Я плохо знакома с такими закоулками истории, как отношения Британии и зулусов. Я не могу спорить с тобой.

— Так было не только в Зулуленде. То же самое происходило и в Австралии. Это происходило повсюду в колониях, но только не всегда в такой явной форме. Молодые люди из Оксфорда и Кембриджа предлагали своим подданным-варварам ложный идеал. Уничтожьте своих идолов, говорили они. Вы можете стать подобными богам. Посмотрите на древних греков! И действительно, кто сможет отличить в Древней Греции богов от людей, в Древней Греции, идеализированной этими молодыми людьми — наследниками гуманистов? Поступайте в наши школы, говорили они, и мы научим вас, как это сделать. Вы станете апостолами разума и наук, которые порождаются разумом; мы сделаем вас хозяевами природы. С нашей помощью вы одолеете болезни и все недуги плоти. Вы будете жить вечно.

Ну а зулусы всё поняли по-своему. — Она махнула рукой в сторону окна, туда, где пеклись на солнце больничные постройки, туда, где вились, уходя вверх, в голые холмы, пыльные дороги. — Вот она — реальность, реальность Зулуленда, реальность Африки. Такова реальность сегодня, и, насколько можно предвидеть, такой она будет и в будущем. Народ Африки приходит в церковь преклонить колена перед Иисусом на кресте, и в первую очередь — африканские женщины, по которым реальность бьет сильнее всего. Они страдают, и он страдает вместе с ними.

— А не потому, что он обещает им другую, лучшую жизнь после смерти?

Бланш качает головой.

— Нет. Людям, приходящим в Мариенхилл, я ничего не обещаю, кроме того, что мы поможем им нести свой крест.

VII

Воскресенье, половина девятого утра, но солнце уже жжет немилосердно. В полдень приедет шофер, чтобы отвезти ее в Дурбан, а оттуда она полетит домой.

Две девочки в цветастых платьях, босые, бегут к веревке колокола и начинают изо всех сил дергать ее. Колокол судорожно звякает.

— Ты пойдешь? — спрашивает Бланш.

— Да. Голову надо покрыть?

— Иди как есть, здесь формальности не соблюдаются. Но имей в виду, к нам приедет команда с телевидения.

— Телевидение?

— Из Швеции. Они снимают фильм о СПИДе в Квазулу.

— А священник? Ему сказали, что службу будут снимать на пленку? Кстати, а кто священник?

— Мессу отслужит отец Мзимунгу из Дейлхилла. Он не против.

Отец Мзимунгу, приехавший на еще вполне прилично выглядящем „гольфе“, оказался молодым, долговязым и в очках. Он пошел в амбулаторию надеть облачение, а Элизабет присоединилась к Бланш и полдюжине других сестер ордена, стоявших в первых рядах паствы. Софиты телевизионщиков уже установлены и направлены на них. В их безжалостном свете она вдруг увидела, какие они все старые, эти сестры ордена Девы Марии. Да, вымирающая порода, исчерпавшее себя призвание.

В часовне под металлической крышей удушающе жарко. И как только Бланш в ее одеянии выносит такой зной!

Мзимунгу служит мессу на языке зулу, хотя время от времени ей удается уловить одно-два слова по-английски. Начинается служба достаточно спокойно, но к моменту первой небольшой молитвы среди собравшихся уже слышится гул. Перейдя к проповеди, Мзимунгу вынужден повысить голос, чтобы перекрыть шум. У него баритон, голос удивительный для такого молодого человека. Этот голос исходит из самых его глубин без каких-либо заметных усилий.

Мзимунгу поворачивается и опускается перед алтарем на колени. Наступает тишина. Над ним смутно вырисовывается голова страждущего Христа в терновом венце. Потом Мзимунгу снова оборачивается лицом к толпе и поднимает вверх гостию. У молящихся вырывается радостный крик. Они начинают ритмично притоптывать, отчего деревянный пол дрожит.

Элизабет чувствует, что у нее кружится голова. В воздухе висит тяжелый запах пота. Она берет Бланш за локоть. „Мне нужно выйти!“ — шепчет она. Бланш бросает на нее оценивающий взгляд. „Уже недолго“, — шепчет она в ответ и отворачивается.

Элизабет делает глубокий вдох, но это не помогает. Ей кажется, что снизу, от пальцев ног, поднимается волна холода. Эта волна достигает ее лица, кожу на голове начинает покалывать — и она теряет сознание.

Она приходит в себя в незнакомой ей комнате. Она лежит на кровати. Над ней склонилась Бланш и молодая женщина в белом халате.

— Извините, пожалуйста, — бормочет Элизабет, пытаясь сесть. — Я упала в обморок?