Чайная книга - Фрай Макс

И уже потом — за первой сигаретой и первой чашкой кофе — появится и Мишка, спросит:

— Завтракать будем?

И будет стоять на клетчатой скатерти творог в керамической плошке — хоть и магазинный, но хороший, крупнозернистый, — любимые Аленины сухие хлебцы и сыр, чтобы мазать на них, а ещё курага и изюм: не любят они ни сахара, ни варенья.

А после — весь день до вечера — хочешь, болтай, хочешь, читай, хочешь, музыку слушай: центр на дачу Мишка дешевый купил, но хороший, дивиди читает, практически домашний кинотеатр. И отдельный дивидюк есть — только маленький, экран с полкнижки.

— Мишк, а может, нормальный телик купим — фильмы будет удобнее смотреть? Я вложусь…

— Вложится она! Сам куплю, не разорюсь!

Мишка хороший: и поговорить всегда есть о чем, и вкусы у них совпадают, да и вообще уютно вместе — друг другу не навязываются, не мешают. А вот искры между ними нет, ну просто глухо всё. Который раз в одном доме ночуют, и хоть бы что. «Спокойной ночи!» — «Спокойной ночи!» Словно и не мужчина, а так, подружка, хотя, кажется, и высокий, и не урод… Ольга говорит: «Да он голубой, наверное!» Но нет, Алена с геями работала, неплохие, кстати, ребята попадались, все, кроме одного, но они другие. А Мишке, похоже, все поровну — и девочки, и мальчики. Ну, всяко бывает, хоть и жалко: жить бы им вдвоем, готовить друг другу завтраки, одну музыку слушать, одно кино смотреть и — никаких больше любовей, к черту, к черту, устала Алена, ведь если столько лет не везет, так и не повезет уже…

Ходит ничей черный кот, трется об Аленины ноги, а на Мишку глядит с удивленным уважением, но близко не подходит — и ведь не боится, нет, а так — сторонится…

Уезжают они уже после заката, когда схлынет поток машин на дорогах, наползут на пригорки сиреневые сумерки, затеребит ветви ночной ветерок. Хлещет в открытое окно машины вечерняя свежесть, мелькают красные фонарики передних автомобилей, Алена разглядывает людей на обочине: спешащих, беседующих, обнимающихся, занятых какими-то своими, непонятными мимоезжему взгляду делами. Торопиться некуда — завтра у нее еще целый день, чтобы голову помыть и на смену собраться. Завтра — жара, пыль, звуки стройки, рыжий кот, хоть и трижды Ольгой кормленный, глядит с укоризной, но о ноги мордой отирается тщательно — родной зверь, хороший, но если б каждый день в этом аду, сдохла бы уже, спасибо Мишке, спасибо, вот уже и август подкатывается, доживем до сентября, Рыжий, теперь уже точно доживем…

А Мишка ставит машину в гараж, с досадливым вздохом проводит пальцем по царапинке на левой дверце и идет в дальний угол, туда, где бережно прикрытые полиэтиленом висят два белоснежных крыла — теперь пару дней их можно не снимать. Из старой тумбочки он достает толстенький дневник в картонной обложке, на которой шариковой ручкой выведено: «Год 43-й», — садится за стол и принимается писать, временами щурясь на тусклую лампочку, а в китайской кружке с ситечком в это время настаивается у него ройбуш — десять минут, все по правилам, и как бы еще Алену приучить его пить вместо этого ужасного кофе — ведь не девочка уже, и давление…

Да, он паршивый ангел-хранитель, он мало что может, мало что умеет — вот любовь, к примеру, не умеет, и деньги или, там, славу — тоже. Но ведь помочь пережить лето — это уже кое-что, правда?

Ольга Лукас

Я читаю

По пути (бегом! опаздываем!) на Финляндский вокзал — не покупайте сигареты, у нас три блока с собой, и на мороженое не отвлекайтесь, по вагонам будут ходить специальные тетушки-разносчицы, да вы у этих тетушек что угодно купите, такое, чего в жизни не бывает, ну, все в сборе, а кто отстал? Книжки покупаем? У кого есть время выбирать книжки, тот побежит вслед за поездом.

— Дайте хоть что-нибудь куплю почитать, самое новое, вот, надо же, какая у вас большая сдача, спасибо, вы добрый.