Безутешные - Исигуро Кадзуо

Кристофф держался вплотную за мной. В первые минуты (возможно, замечая мою боязнь) он воздерживался от разговора. Но когда я нашел нужный темп, он со вздохом заговорил:

– Этот лес, мистер Райдер. Внизу, справа… Все это – Верденбергский лес. Многие городские богачи мечтают завести себе там шале. Верденбергский лес – райское место. В двух шагах от города, а кажется совсем затерянным уголком. Когда мы поедем вниз, вы увидите эти шале. Некоторые торчат на самом краю крутого обрыва. Вид из окон, должно быть, потрясающий. Розе бы там понравилось. Я говорю об одном конкретном шале. Я покажу его вам, когда мы будем спускаться. Скромнее большинства других, но все же очень красивое. Нынешний владелец его почти не использует – живет каких-нибудь две-три недели в году. Если я предложу хорошую цену, не исключено, что он не устоит. Впрочем, к чему пустые фантазии? С этим теперь покончено.

Кристофф умолк, потом снова послышался его голос:

– Ничего грандиозного. Внутри мы с Розой никогда не были. Однако много раз проезжали мимо, поэтому представляем себе, как там может быть. Дом расположен на небольшом утесе, по сторонам отвесные обрывы: возникает чувство, что ты висишь в воздухе. Бродишь из комнаты в комнату, и изо всех окон видны облака. Розе бы понравилось. Проезжая мимо, мы обычно сбавляли скорость, а иной раз останавливались и принимались рисовать себе внутреннее устройство – комнату за комнатой. Ладно, как я уже сказал, все в прошлом. Что толку цепляться за эти выдумки? В любом случае, мистер Райдер, вы не давали мне права занимать ими ваше драгоценное время. Простите. Вернемся к более важным предметам. Как вам известно, сэр, мы бесконечно благодарны за то, что вы согласились прийти и поговорить с нами. Сравнить вас с этой публикой, претендующей на ведущее положение в нашем городе, – какой красноречивый контраст! Три раза мы приглашали их к себе на ланч – как вас, прийти и побеседовать. Но они не снизошли. Куда там! Это ниже их достоинства. Для этого они чересчур горды. Фон Винтерштейн, графиня, фон Браун, все они… Знаете, это от неуверенности в себе. В глубине души они сознают свою ограниченность, поэтому и не стремятся участвовать в серьезной дискуссии. Три раза мы их приглашали – и все три раза получали самый категорический отказ. Впрочем, все равно это пустая затея. Они бы не поняли и половины из нами сказанного.

Я молчал. Надо было, наверное, отозваться, но пришлось бы кричать через плечо, а я боялся поднять глаза от ступенек. Несколько минут мы спускались безмолвно, только Кристофф все громче пыхтел у меня за спиной. Скоро он заговорил вновь:

– Но если честно, они не виноваты. Современные формы так сложны. Казан, Маллери, Есимото. В них трудно разобраться даже квалифицированному музыканту вроде меня. А фон Винтерштейн, графиня и им подобные? Разве им под силу постичь глубины? Им слышится только оглушительный шум, водоворот причудливых ритмов. Они, наверное, годами убеждали себя, что улавливают какие-то эмоции, образы. Но если честно – все это блеф. Глубины современной музыки, механизм ее воздействия им не по зубам. Прежде были Моцарт, Бах, Чайковский. Даже какой-нибудь простой человек с улицы мог до известной степени судить об их искусстве. Но современные формы! Как могут подобные люди – неподготовленные, провинциальные – разбираться в этих предметах, каково бы ни было их чувство долга перед городом? Куда там! Они не отличат раздробленной каденции от ударного мотива. Или фрагментарного обозначения времени от последовательности выраженных пауз. И теперь они окончательно запутались! Они хотят повернуть события вспять! Мистер Райдер, если вы утомились, почему бы нам чуточку не отдохнуть?

Задержаться на мгновение меня заставила птица, пролетевшая в опасной близости от моего лица: из-за нее я едва не потерял равновесие.

– Нет-нет, все нормально, – бросил я через плечо, продолжая спуск.

– Сесть нельзя – ступени чересчур грязные. Но если хотите, всегда можно передохнуть стоя.

– Нет, спасибо, в самом деле не нужно. Все в порядке.

Опять мы двигались молча, потом Кристофф продолжил:

– Когда я пытаюсь судить беспристрастно, мне даже становится их жаль. Я их не осуждаю. После всего, что они сделали и что обо мне наговорили, я сохранил все же способность оценивать ситуацию объективно. И я повторяю себе: нет, по-настоящему они не виноваты. Не их вина в том, что музыка столь существенно усложнилась. Трудно ожидать, что жители подобного местечка будут в ней разбираться. Однако местная элита обязана внушать горожанам, будто знает, что делает. И вот они твердят сами себе заученные формулы и через некоторое время начинают воображать себя знатоками. Видите ли, в таком захолустье их просто некому опровергнуть. Пожалуйста, осторожней на следующих ступеньках, мистер Райдер. Они слегка осыпались по краям.