Воронья дорога - Бэнкс Иэн

То была блестящая и простая идея, из тех, о которых обычно говорят: «Как же я сам не додумался!» Да при том еще и верят, что могли бы додуматься. Не нужно вкладывать лишних денег, или увеличивать количество размеров, или придумывать какой-нибудь особый дизайн. Достаточно сообразить, что половина потенциальных носителей джинсов чувствует себя не слишком комфортно в одежде стандартных размеров.

Смутно запомнилось, как я в ту ночь грезил насчет джинсов Верити. Как они графически и географически рельефны, и как здорово было бы их с нее стянуть. Потом вообразил Льюиса с повешенными на шею ботинками, и он почему-то был похож на Шейна Макгоуэна^[67], и это он избавлял ее от джинсов, а не я. А затем он вдруг превратился в Родни Ричи, и дело происходило у того дома, в присутствии родителей. Он крошечным ножом вспарывал шов за швом. И все семейство Ричи было одето в джинсовку, сидящую на них как на вешалке. В комнате всё из джинсовой ткани: и шторы, и ковры, и обои с одежными кнопками – можно ими прикнопливать картины и фотографии… Вот только мистер Ричи-старший здорово смахивал на Клода Леви-Стросса^[68], и это обстоятельство совсем спутало мои сонные мысли.

А ложился ли я в кровать, подумал я, проснувшись на следующее утро в стылой комнатенке на самом верху дома. Или мой «автопилот» набирается опыта и с каждым разом срабатывает все лучше?

Я принял ванну, оделся и заморил червячка какими-то объедками из холодильника, пинтовой кружкой воды и парой таблеток парацетамола; за этими делами я не встретил в доме никого. Было всего-то лишь восемь утра – видать, «автопилот» подгадал, когда все еще спят (возвращаясь из ванной, я услышал характерные пилорамные звуки из комнаты Хеймиша и Тоуни). День за окнами выглядел ясным, но холодным. Я завязал шнурки «мартенсов» и отправился на прогулку по холмам за Галланахом.

Чувствовал я себя препаршиво и изо всех сил старался не думать о Льюисе и Верити, но ни о ком и ни о чем другом больше думать не мог. Однако день и вправду задался: ясно и холодно, небо хрустальной синевы отражается в воде угнездившихся в холмах лоханов и в блистающем просторе Лох-Эдд. В такие дни холмы облиты смесью лазури и золота; в другое же время ничего подобного здесь не увидишь. Кобальтовое небо куда ярче, чем бывает даже летом, а соломенного цвета склоны ярко сияют в лучах низкого зимнего солнца. Под играющим зеркалом – поверхностью лоха – краски переливаются и пляшут. От этого зрелища дух захватывает и на какой-то краткий миг улетучиваются даже худые мысли.

Поднявшись повыше, к озеру, я обнаружил Эшли Уотт и самую экзотичную из ее кузин.

Бетонный водослив под резервуаром Лох-Эдд спускался уступами, под ним бежало несколько ручейков, орошавших ближние долины. Через водослив перекинулся мосток, там-то и сидели бок о бок Эшли и Элин, болтая ногами над потоком, а руки положив на нижний брус перил, и глядели на воду.

А с водой происходило вот что: покидая резервуар, она скапливалась на неровном верхнем уступе, переливалась через его кромку и собиралась ниже, и так, с нарастающей силой, преодолевала всю «лесенку». Наступало относительное затишье, пока вода снова копилась на верхнем уступе, чтобы повторить всю череду низвержений. Стоит ли удивляться тому, что не кто иной, как мой папа, впервые заметил это странное классически-хаотическое явление и посоветовал нам, детям, обратить на него внимание. С тех пор никто из нас не смог выяснить, техногенный это феномен или же каскад появился только по прихоти случая. Да и не важно. Главное, что это чудесно, красиво, отдохновенно и психоцелительно.

– Здравствуй, Прентис,—сказала Эш.

Выглядела она немного усталой, под глазами тени, но волосы, длиной и цветом напоминавшие львиную гриву, отсвечивали в медных солнечных лучах – будто сами по себе лучились здоровьем.

– Приветик.– Я кивнул ей, затем Элин.

По происхождению франко-вьетнамка, Элин была помолвлена с Хью Уоттом, одним из многочисленных кузенов Эшли из той ветви рода, которая питала пристрастие к экзотике, что проявлялось в выборе спутников жизни из экзотических стран. Крейг, брат Хью, связался с долговязой нигерийской красоткой по имени Нур.

Рядом с Эшли Алин выглядела еще субтильнее и смуглее, чем была на самом деле.

– Элин, зa va?^[69]

— Волшебно, Прентис,– ответила Элин со сносным глазговским акцентом.

– Хочешь освежиться? – сказала Эш, когда я сел рядом с ней. Она пошарила между собой и Элин, затем вручила мне ополовиненную бутылку «Айрн-Брю». Поутру я уже вылакал галлон ледяной воды из разных ручьев, но шотландское народное средство от похмелья – тоже неплохо. Я сделал пару глотков, вернул бутылку, вытер губы.