Йод - Рубанов Андрей

Десять дней режу себя, каждую ночь, а днем, праздный донельзя, валяюсь у воды, распластавшись на просторном полотенце. В кармане штанов анаши кулечек.

Смываю уличную пыль. Я необычайно чистоплотен теперь. У меня есть гель для душа, маникюрный набор и пемза для отскабливания ороговевших пяток. Мне нравится сдирать с себя, отрезать от себя.

Хорошо змеям, они регулярно меняют кожу.

Чищу зубы, пока кровь не пойдет из десен. Может, не все помнят, что зубы – древнейшее и безотказное оружие. Гораздо более древнее, чем палка или камень. А оружие нужно чистить. Каждый день. Я скалюсь перед зеркалом, выворачиваю губищи, изучаю желтоватые резцы, гулко щелкаю челюстью. Нормально, порядок. Очень похож на человека. Буквально с двух метров практически неотличим.

В комнатах тихо. Тикают часы. Наименее нужный 4 мне предмет. Я не слежу за временем, оно не следит за

мной. В специальной чистой пепельнице зажигаю комочек ладана.

Мало думаю.

За пять последних дней я произнес от силы два десятка фраз. Разговариваю только в магазине, при покупке сигарет и алкоголя. В кафе, где я ежедневно ем свой шашлык, официантка спрашивает меня: «Как обычно?» – я молча киваю.

Я отрезал бы себе язык. Не хочу говорить. Некому, незачем. Нечего сказать. Я выколол бы себе глаза, мне не на что смотреть. Ослепил же себя царь Эдип. Я бы ампутировал ушные раковины, на манер Ван Гога, у меня нет сил слышать грохот сталкивающихся над моей головой галактик, и тележный скрип земной оси, и победный рев травы растущей, и гад морских подводный ход. И мычание золотых телят. И газированный перезвон разбивающихся людских надежд.

В сумерки я обычно сижу в кресле, на балконе, и пью вино белое.

Мне хочется прочитать хорошие, точные книги, с такими, например, названиями: «Черная тетрадь» или «Гигиена насилия». Или «Йод». Чтоб там доступно были изложены процессы расчеловечивания и вочеловечивания. Чтоб там говорилось, как выжить, не убивая других или себя, полностью или частично. Но такие книги не написаны. А Библия не помогает мне.

Черные книги о борьбе с демонами, обжившими днища душ, – они должны где-то быть. Кто-то, имеющий опыт, должен был записать свои выкладки на бумаге, предать огласке. Никакой магии, никакой алхимии, мистики, масонства – доступные практические советы для обычного человека. Для меня. Как не сойти с ума от отчаяния. Самому, без бога. У бога есть дела поважнее. Для него я просто унылый нытик. Жив, здоров. Молод, сыт. Ожесточился от неудач? Ну и хули? Со временем пройдет.

У киски боли, у собачки боли.

Вспоминаю, как блеснули ее глаза, когда она объявила мне, что я должен уйти, и отхлебываю из горла. Ее лицо выражало не отвращение, или презрение, или горе по ушедшей любви, нет. Там были раздумья, она о себе беспокоилась. Вот, решилась выгнать мужа, теперь надо прикинуть, что и как делать дальше.

Вчера впал в меланхолию и мечтал перенестись во времени, лет на триста назад, во времена, когда все было честнее и проще. Тебя оскорбили – ты достаешь нож длиною в метр и отрезаешь врагу что-нибудь.

Но кому и что отрезать, если судьба против тебя?

Глава 5. 2009 г. Те же и жена

Не менее четырех часов я провел в районе Тверского бульвара, переползая из одного питейного заведения в другое, из дорогих мест в дешевые, из шумных и ярко освещенных в уютные и полутемные, из людных в полупустые, из молодежных в солидные. Бывший лавочник устроил мини-тур: прощался с удобной жизнью благополучного высокооплачиваемого горожанина.

Обычно на уединенные посиделки в различных кафе и барах у меня уходило до четверти всех доходов; я ведь хоть и плохой, но бизнесмен, считать умею, жизнь заста5 вила – а всякий, кто умеет считать, сразу скажет, что наиболее коварная и неконтролируемая статья расходов в крупном городе – это так называемый «карман». Чашка чая или кофе, пачка сигарет, журнальчик; там присел, тут расслабился, вроде бы деньги есть, в мелочах себя не ограничиваешь, утром меняешь крупную купюру, в обед еще одну, в конце дня уже пустой.

Теперь денег нет – где я буду зависать, переводить дух, брать паузы?

Я бы, наверное, дрейфовал по распивочным допоздна, но ближе к вечеру гуще пошла другая публика; одиноких задумчивых мудаков моего типа и сосредоточенных коммерсантов, наклоняющих – вдвоем, а то и втроем – головы к экрану ноутбука (так родители касаются лбами над кроваткой младенца), сменила развязная молодежь. В последнем по счету месте за соседний столик уселся благоухающий духами, дьявольски живописный юноша, большой, гладкий, в белых туфлях на босу ногу, пиджак в узорах на голое тело, цепочки, браслеты, – короче говоря, очень красивый; имея член достаточной длины, он бы наверняка трахал сам себя в задницу. Я посмотрел на него, он посмотрел мимо. Он был явно удолбан. Я встал, расплатился и свалил. Был девятый час вечера, меня ждали дома.