Жестокие игры - Пиколт Джоди

— Мне незачем было сюда приходить! — выпалила Джиллиан. — Я могу сама о себе позаботиться.

Доктор Горовиц лишь кивнула.

Джиллиан молчала. Она боялась говорить. Хватит уже того, что она беседовала с прокурором и детективом Сакстоном, но они, по крайней мере, ожидали получить от нее ответы. Доктор Горовиц — другое дело. Ее работа — порыться у Джиллиан в голове и узнать, ЧТО именно там происходит.

— Давай вместе решим, смогу ли я помочь, — предложила психиатр. — Как ты себя сегодня чувствуешь? — Джиллиан молча пожала плечами. — Ты в состоянии есть? Спать?

— Я не хочу.

— Ты можешь сосредоточиться?

— Сосредоточиться?! — разозлилась Джиллиан. — Да я постоянно думаю об одном и том же!

— О чем?

— О нем!

— Мысленно возвращаешься к тому, что произошло?

— Боже, да! Снова и снова, — призналась Джиллиан. — Но кажется, что это уже не я.

— Ты о чем?

Она понизила голос.

— Как будто я сижу… где-то высоко… и вижу эту девочку в лесу… как он ее хватает… и когда он убегает, внезапно кажется, что меня больше нет.

— Вероятно, ты очень расстроена.

Она кивнула. К ее ужасу, на глаза навернулись слезы.

— Простите. Со мной правда все в порядке. Я просто… просто…

Доктор Горовиц протянула ей бумажную салфетку.

— Джиллиан, ты ни в чем не виновата. Тебе нечего стыдиться или смущаться.

Джиллиан подтянула колени к подбородку и обхватила их руками.

— Если это правда, — возразила она, — тогда почему из всех людей на земле он выбрал именно меня?

В карцере в правом углу было целое озеро мочи и засохшие пятна на цементной стене — наследство, доставшееся от предыдущего заключенного. Дверь захлопнулась, и Джек опустился на металлическую койку. Одно радовало: на нем была его одежда. Его собственная одежда. Он подумал об обладателях суперкубка, которые забили первый гол, о странах, которые выиграли первое сражение в завершившейся победой войне.

Если в окружную тюрьму заточили его тело, пусть хотя бы, черт возьми, оставят в покое его свободную волю!

Он пошарил под матрасом, над душем и даже в основании унитаза. «Ручку, — молил он, — обыкновенную ручку!» Но кому-то удалось изъять отсюда все, что можно было использовать хоть для какого-то развлечения.

Джек сел на койку и принялся разглядывать свои ногти. Убрал катышки с джинсов. Расшнуровал кроссовки и снова их зашнуровал.

Он закрыл глаза, и перед его мысленным взором тут же возникла Эдди. Он помнил аромат ее кожи, тонкую нотку духов… Внезапно он почувствовал, как печет в груди, как немеет рука. Сердечный приступ. Боже, у него сердечный приступ!

— Надзиратель! — что было мочи закричал он.

Потом потряс койку, и она ударилась о забетонированные в стену скобы.

— Помогите!

Но его никто не слышал. А если и слышал, то не пришел.

Джек попытался сосредоточиться на чем-то, чтобы забыть О боли.

«Если бы ты страдал погонофобией, ты бы их избегал».

Соберись, Джек!

«Бородатых людей».

«Уникальная пища, которой питается жирянка».

Вдох. Выдох.

«Насекомые».

«У одного арктофилиста их была целая гора».

«Плюшевых медведей».

Он положил руку себе на грудь. Постепенно боль утихла, отступила, прекратилась. И он совершенно не удивился, что больше не слышит биение собственного сердца.

Джиллиан наблюдала, как шипит последняя свеча, превращаясь в восковую лужицу. Клочок бумаги с именем матери тлел на серебряном подносе. Джилли не сводила глаз со свечи на самодельном алтаре. «Может быть, она не является, потому что ненавидит то, во что я превратилась».

Подобные мысли приходили ей в голову не первый раз, но сегодня они чуть не одолели ее. Найдя ножницы, Джилли встала перед зеркалом, взяла в руки густую рыжую прядь и резанула прямо у корней. Волосы упали на пол, словно шелковый шарф.

Она отрезала еще одну прядь. И следующую… Так продолжалось до тех пор, пока ее голову не «украсили» торчащие вихры, короткие, как у мальчика. Пока ее ноги не усыпали пряди волос, словно она стояла в яме с темно-рыжими змеями. Пока ее голова не стала настолько легкой и свободной, что Джиллиан показалось: она вот-вот оторвется и улетит, как наполненный гелием воздушный шарик.

«Теперь, — подумала она, — он на меня даже не посмотрел бы».

Комната свиданий в тюрьме была узкой и обшарпанной. На выщербленном столе грудой лежали потрепанные книги по праву, окна наглухо закрыты, термостат выставлен на двадцать семь градусов. На одном из двух стульев сидел Джордан и барабанил пальцами по столу, ожидая, пока в комнату введут Сент-Брайда.