Коммуна, или Студенческий роман - Соломатина Татьяна Юрьевна

Так что просить о чём-то мужчин Полина была не приучена. А опыт подсказывал, что последствия просьб и требований могут быть самые аховые. И, к тому же, что подумает Глеб?! Что ей от него нужна курточка! А она ей нужна не «от него», а просто-напросто нужна. Сама по себе. Нужна, и всё тут! Мужчинам не понять.

Примус курточку одобрил. Даже хотел затащить Полину примерить, но она упёрлась, как осёл. Сказала, что уже мерила. И что теперь продавщица подумает, что она пришла её покупать, а денег таких у неё нет. И у Примуса тоже нет. Так какого чёрта позориться?

– Почему позориться? Работа у неё такая – на примерку подавать чего прикажут! И улыбаться. Какой позор? О чём ты говоришь?!

– Не пойду! Второй раз мерить и не купить – это унижение!.. Примус, а тебе она правда нравится?

– Конечно! Как это ни странно, но я легко представляю тебя в этой нелепице. И ты в ней – чертовски хороша!

Только Примус умел находить нужные слова. Вадиму даже смысла показывать не было. Тому что ватник, что норковая шуба – лишь бы не холодно.

А девчонки лишь пооблизывались с ней на витрину.

– Я бы такую не носила, – сказала Вольша, – но красиво. Тебе бы пошла!

– Ах, какая чудесная курточка!!! – завопила Селиверстова. – Если бы у меня был такой Глеб, как у тебя, я бы обязательно с него такую вытянула!

Да, Глеб был уже полуузаконен, если так можно выразиться. Однажды он угощал весь девичий «квартет» кофе, мороженым и шампанским, и Селиверстова вела себя так, как она всегда себя вела в присутствии мужчин. Глупо, конечно, со стороны Полины было «обнародовать» своего ухажёра, но женщины так тщеславны… Что в восемнадцать, что во сколько угодно.

– Слишком она какая-то… цвет какой-то не очень, но фасон – замечательный! – прокомментировала Нила.

Впрочем, было совершенно не важно, что сказали девчонки, потому что отношения с ними в последнее время немного треснули. Даже, можно сказать, надломились.

Вольша, надёжная, как Днепрогэс, – друг и опора, весь первый курс вместе, дома у которой всегда были рады. Ольга Вольша, научившая Полину делать омлет не из яиц и молока, а из яиц и сметаны, потому что нежнее… Вольша, вместе с Полиной ходившая на дискотеки. С которой даже одевались одинаково – джинсовые юбки, зелёные футболки, красные туфли… Вольша – подруга и наперсница – в один ужасный день не пустила Полину на порог.

Как говорится, ничто не предвещало. После очередного маминого приступа острой моральной нравственности Поля дошла до площади Октябрьской Революции, села на семнадцатый трамвай, доехала до улицы Пионерской, подошла к дому своей подруги и поднялась на пятый этаж:

– Привет! – сказала Полина, широко улыбнувшись подруге, и сделала движение навстречу. Двери не распахнулись привычно. Напротив.

– Привет!

– Я войду?.. – недоумённо уточнила Полина.

– Извини, я занимаюсь, – картонным тоном ответила Ольга.

– Э-э-э… – Полина даже не нашлась, что и сказать. Потому что очень часто они занимались с Ольгой как раз «дуэтом». Пока она думала, что бы всё это значило, из-за двери раздался как всегда разбитной колокольчиковый хохот Селиверстовой.

– Мы занимаемся с Ольгой вдвоём, да, – подтвердила Вольша. – Приходи в другой раз! – И она захлопнула дверь.

Полина не знала, что и думать. Ей стало обидно, как бывает обидно всем – и юным, и не очень, – когда лучшая подруга ни с того ни с сего захлопывает у тебя перед носом дверь.

Полина дошла до Аркадии. Оттуда – до Ланжерона. Поднялась по лестнице. И по Веры Инбер – Белинского – Чкалова – дошла до дома. Пеший ход всегда позволял ей справляться с обуревавшими чувствами. Но как только монотонный ритм ходьбы прекращался – чувства тут же снова вылезали наружу в неизменённом виде. Умная девушка сказала бы себе: «Раз твоя лучшая подруга так поступила, значит, у неё были на то причины. Не надо пороть горячку – надо сперва разобраться! Потому что иногда необъяснимое имеет очень простое объяснение!» – и спокойно бы уснула. Но не такова, увы, была наша героиня. Полина Романова полночи не могла уснуть, захлёстываемая волной горячей обиды.

На следующий день Вольша даже не подошла к ней на большой перемене. В анатомку, не сговариваясь, стали ходить порознь. Полина с Примусом. А Вольша – с Нилой и Селиверстовой. Здоровались друг с другом довольно холодно. С Нилой Полина перекидывалась парой слов о том о сём, Селиверстова о чём-то хихикала с Примусом. И затем они расходились по разным столам.