Полукровка - Чижова Елена

Там происходило что-то странное: привычный механизм разладился.

Не было гонцов из читального зала, никто из библиотекарей не шел с тележкой.

«Господи, День Победы. Завтра восьмое. Сегодня – короткий день».

Хватаясь за края полок, Маша села на корточки. Книги, вложенные в карманы, тянули спину. «Там – узкая лестница. В нижнее хранилище. Бригада не вернется. Надежды на уборщиц нет».

Прижавшись к полкам, Маша искала выход.

Первое – бросить книги. В этом случае – почти никакой опасности: выйти с пустыми руками, сказаться уборщицей. Заблудилась, работаю первый день. Старшая выяснять не станет, но лицо все равно запомнит.

«Нет», – этот выход Маша отмела.

Выглядывая осторожно, она наблюдала: библиотекари собирались у дверей.

– Ну что, девочки, все? – старшая потянулась к выключателю. Маша расслышала хруст ключа.

Груз давил на плечи. Она стянула фартук и села на корточки.

«Во-вторых – дальняя лестница. Можно попробовать пробраться вниз... Если еще празднуют...»

Добежав, она остановилась, прислушиваясь: в русском хранилище было тихо.

Она сидела под стеллажами, уговаривая себя: ничего страшного. Завтра восьмое. Восьмое мая – предпраздничный день. Всегда выходят дежурные – обслуживать заказы по МБА.

«Так». Сунув туфли в карманы халата, Маша двинулась к стойке: прежде всего надо позвонить.

Трубку взяла мама. Снова, как в прошлый раз, Маша отговорилась больницей: однокурснице стало хуже, врач попросил остаться, подежурить ночь.

Раньше мама принялась бы расспрашивать, но теперь ее мысли занимала исключительно Панькина комната.

– Да, да, конечно. Не беспокойся, поела.

Маша положила трубку.

Часы, висевшие над дверью, показывали семь. Позднее майское солнце пробивалось сквозь темные шторы. Там, снаружи, приближалась белая ночь.

Она подошла к окну и выглянула: внизу лежало безжизненное пространство. В этот час площадь была пустой. Подергав дверь, она отправилась к завещанной библиотеке. Ноги сводило холодком.

В восемь пришли охранники. Их голоса звучали гортанно. Затаив дыхание, Маша думала: «Как полицаи. Вот сейчас... Бросятся...»

Лениво чиркая желтыми лучиками, охранники протопали вдоль главной штольни, не заглядывая в боковые.

Маша размяла затекшие ноги: на этот раз действительно все. Теперь засядут в своей каморке.

Свет дежурных лампочек дрожал под потолком. Раньше за черной шторой стояла трехлитровая банка – вода для цветов. Банка была полной.

Напившись, Маша села за стол.

Теперь это было даже интересно. Как будто она вернулась в свое прошлое. Раньше она не посмела бы сесть за этот стол.

Тут, принимая требования, сидела старшая. Макая в черную краску, стучала штампом: время, год, число. Этим штампом полагалось гасить требования. Маша покрутила поворотные колесики и вспомнила: «Дурак!»

Этот, завещавший свою библиотеку, всю жизнь собирал книги. Мечтал, чтобы их тоже так штамповали. «Ага! Держи карман... А не надо быть дураком», – она бормотала мстительно.

Поворотные колесики вертелись под пальцами. Старшая говорила – его книг не выдавали никому и никогда.

Сверху донеслись какие-то стоны. Маша прислушалась: не то кашель, не то плач.

«Глупости! – она испугалась. – Никого нет».

На всякий случай она все-таки встала из-за стола и пробежала на цыпочках к дивану. Черная кожа была теплой. Тревожные мысли собирались в голове, трогались медленными жерновами.

«Подумаешь, осталась...»

Она думала о том, что, оставшись на ночь, стала уборщицей. Невидимкой. Так что нечего и бояться.

Снова, но уже не плач: сухой старческий кашель. Сверху, сквозь перекрытия. «Кто может кашлять, если он умер?..»

Она попыталась себе представить, каким он был при жизни.

Кабинет. Темный широкий стол, заваленный книгами. Столешница с зеленым сукном. Такие она видела в музеях. Зеленая лампа.

Свет ложился ровным кругом, не касаясь старческого лица. За спиной поднимались ряды стеллажей. Опоясывая комнату, стеллажи устремлялись ввысь. Маша подняла голову: высоко, у самого неба, они сходились четырехгранной башней... Боясь шелохнуться, она замерла.

В комнате никого не было. На столе белел листок:

ЗАВЕЩАНИЕ

Сверху, крупными буквами. Внизу стоял размашистый росчерк.

«Старый дурак... Поверил, положился на их обещания...»

Тоскуя, Маша думала: «Некому защитить».

Рядом с листком лежала пачка пустых требований.