Путь Кассандры, или Приключения с макаронами - Вознесенская Юлия Николаевна

– Идемте, Сандра,

Служба кончилась, люди выходили из церкви. Рядом с матерью Евдокией стояла крупная женщина с очень живыми черными глазами, в темной одежде и большом сером платке. Когда мы вышли из церкви, она откинула с головы платок, и под ним неожиданно оказалась огненно-красная пиратская бандана.

– Знакомьтесь: это мать Ольга, а это – Кассандра Саккос.

– Батюшки, внучка Елизаветы Николаевны?! Здравствуйте, дорогая! Очень, очень рада вас видеть. Как здоровье бабушки? Как ее нога?

– Спасибо, неплохо.

– Скажите ей, пусть будет теперь очень осторожна с левой ногой, чтобы второй тазобедренный сустав не повредить. Я вам дам для нее особую мазь из воска, оливкового масла и сосновой смолы; делайте ей повязки, и все очень быстро заживет. Ну, пошли в общинный дом, сейчас будем ужинать.

Мать Ольга мне понравилась: она даже вспомнила, какую именно ногу повредила бабушка. Ну и шустрая же вы старушка, Елизавета Николаевна, весь православный мир вас знает! Нас усадили за длинный стол в столовой «общинного дома» – самого большого дома этой маленькой деревин. Здесь собрались все ее жители: женщины, молодые и старые, подростки, дети разного возраста и несколько мужчин. Двое из них были в длинных черных одеждах, рясах, – совсем молодой, румяный и черноволосый, глазами – вылитая мать Ольга, отец Антоний и молодой человек постарше, дьякон отец Виталий, как мне шепнула мать Евдокия. В большом камине горел целый ствол дерева, и было очень тепло.

Перед едой все хором спели молитву, потом сели и чинно стали есть какую-то кашу, пресную и не особенно вкусную, почти без соли, по зато горячую. Я окончательно согрелась и ожила. После каши пили травяной чай и ели маленькие кусочки белого хлеба с вареньем из черной смородины. Бабушкиным – я его сразу узнала по вкусу.

После ужина все опять пропели молитву, потом скамейки перенесли поближе к камину, и все расселись на них, а две девочки принялись бесшумно и ловко убирать со стола посуду.

– Давайте споем что-нибудь вместе с нашими гостьями.

Опять запели хором какие-то молитвы, длинные и усыпляющие. Неожиданно мою дремоту разогнал негромкий и чистый звук флейты. Это заиграл отец Виталий.

– Что это он играет, не знаете? – спросила я шепотом мать Евдокию.

– Это очень древний композитор Генри Телеманн. Кстати, ваш соотечественник, англичанин. А пьеса называется «Замужняя красавица». По-моему, он играет ее в честь своей жены. Вон она сидит у камина, в сером платье.

Я поглядела в ту сторону. Юная женщина а сером платье сидела, спокойно сложив руки па коленях и задумчиво глядя на флейтиста большими серыми глазами. Мелодия была плавной, чистой и немного печальной. Я подумала, что в нашем рыцарском замке она имела бы успех. Я закрыла глаза и попробовала представить себе свою Реальность, лица Эрика, Ланса, Энеи, но они так и не выплыли из моей памяти. Мне стало грустно, что я их так легко позабыла. прощайте, милые дамы и рыцари, и простите, что мне теперь совершенно не до вас…

Потом замужняя красавица в сером платье взяла гитару, и они с отцом Виталием сыграли вместе несколько старинных пьес – изысканных и мелодичных.

– Когда-то Татьяна с Виталием были бродячими музыкантами. Они ездили по городам всей Европы и играли на улицах, – тихонько рассказывала мать Евдокия. – Так они помогали матери Ольге собирать деньги на строительство православной церкви в Барселоне, а когда собрали и построили, к власти как раз пришел Мессия. Церковь сожгли, а им пришлось бежать сюда.

– Они тоже отказались от принятия персонального кода?

– Здесь нет ни одного человека с печатью Антихриста. Татьяна, спойте для нас какую-нибудь из своих песен!

Татьяна кивнула и сказала:

– Я спою, если дети мне помогут. Какую песню споем, дети?

– Про лошадок, тетя Танечка, про лошадок! – закричали дети. Она немного подстроила гитару и запела негромким чистым голосом, а дети ей тихонько и слажено вторили. Они пели:

• Вдоль заката проходили лошади
• И губами трогали закат.
• Были лошади людьми заброшены
• Не за прегрешения – за так.
• Без работы спины стали гладкими,
• Позабыли про седло и кнут.
• Только нет теперь уж их «лошадками»
• Дети никогда не назовут,
• И не выйдут ласковые женщины
• Хлебом-солью встретить у ворот…
• Тяжко им, неназванным, не встреченным,
• И не в радость им солнцеворот.
• Иногда они изойдут над кручами,
• Где шуршит из-под копыт руда,
• И стоят, и, спрятавшись за тучами,
• Издали глядят на города,
• На мертвые пустые города…

Когда кончили играть и петь, началась общая беседа. Мать Евдокию расспрашивали о том, что творится и мире, а она отвечала. Смысл их разговоров, как и следовало ожидать, сводился к тому, что люди живут все хуже, а конец света все ближе. Жаль, конечно, было этих людей, которые мучаются сами и мучают своих детей, веря нелепым пророчествам и прячась в горах от настоящей жизни, но, видя их спокойные и какие-то просветленные лица, я понимала, что они счастливы в своем безумии и что никто, конечно, не в силах разубедить этих симпатичных фанатиков. Пригревшись, я снова начала клевать носом. Бесконечная горная дорога поплыла у меня перед глазами, а вдоль нее стояли мертвые каменные дубы…