Убить зверя - Гладкий Виталий Дмитриевич

Никто не в состоянии прозреть будущее. Ирина Александровна не хочет продавать квартиру вовсе не из вредности или потому, что вы ей предложили такую мизерную сумму. Она прожила здесь большую часть своей жизни, в этих стенах хранятся воспоминания, которые ей дороги, так оставьте ее в покое, не берите грех на душу, строя разные козни. У вас ведь тоже есть матери и родные гнезда. Подумайте и представьте своих родителей на месте Ирины Александровны. Сегодня вы богатые, сильные, уверенные в себе и своих возможностях. Но неизвестно как будет завтра. И никто не даст гарантий, что в один прекрасный день к вашей матери, господин Кирюхин, не придут похожие на вас бизнесмены и не предложат то же самое, что вы предлагаете Ирине Александровне. Подумайте над моими словами. И извините, если что не так. Мы люди маленькие…

Кирюхин переваривал услышанное не менее трех минут. Наконец он резко встал и направился к выходу, что-то буркнув на ходу – наверное, попрощался. За ним потянулись и остальные двое. Голубоглазый Опришко, натянуто улыбаясь, даже поклонился актрисе, но в его движениях уже не было изящества и приторной элегантности. Их проводил только Грей. Он вышел в прихожую и стоял там до тех пор, пока не раздался щелчок замка входной двери.

– Спасибо… – тихо сказала Ирина Александровна, с любовью глядя на старика. – Я бы сама так не смогла…

– Плохо, – угрюмо сказал Егор Павлович. – Очень плохо…

– Что ты имеешь ввиду? – встревожено спросила актриса.

– Они тебя не оставят в покое. Это не люди, это моральные уроды. Им наплевать на совесть, честь, сострадание. Я уже встречал таких. В споре с ними действенен только один аргумент – пуля в лоб.

– Что ты такое говоришь!? – всполошилась Ирина Александровна. – Выкинь эти глупости из головы!

Она с испугом глядела на Егора Павловича, который стоял напряженный, как струна. В глазах старика, обычно добрых и ласковых, бушевало холодное пламя, а от его фигуры явственно исходили угроза и жестокость. Таким Егора Павловича актриса видела впервые.

– Извини… – покаянно опустил голову старик. – Наверное, я чересчур переволновался…

Неделя прошла без особых происшествий. Никто не тревожил ни Ирину Александровну, ни Егора Павловича. Слежки тоже не было, хотя старик не мог поручиться, что за ним не наблюдают более профессионально, чем прежде. И однако дурное предчувствие не покидало Егора Павловича ни днем, ни ночью. Чтобы хоть немного обезопасить Ирину Александровну, он предложил ей пожить какое-то время у него, на что актриса с радостью согласилась. Похоже, ей было неуютно и страшно жить одной в четырех стенах. Егор Павлович мог и сам перебраться в ее квартиру, она приглашала и даже настаивала на этом, но он должен был закончить срочный заказ на резные панели, а потому работал в своей мастерской с раннего утра до ночи.

Это были удивительные дни. Старик колдовал над верстаком, Ирина Александровна тоже сидела в мастерской, в кресле-качалке, что-то читая или рукодельничая – она вязала Егору Павловичу шарф, а Грей, блаженно потягиваясь и добродушно щурясь, лежал в углу на куче стружек и с каким-то странным интересом наблюдал за хозяином и его подругой. Ему было внове такое прибавление к их дружной компании двух бирюков, и пес еще не знал, как относиться к этому событию. Он чувствовал, что его хозяина снедает тревога, но пока не мог определить чем она вызвана. Это с одной стороны тревожило Грея, а с другой ставило в тупик – аура умиротворенности, возникшая в квартире старика после появления в ней Ирины Александровны очень нравилась волкодаву, который ощущал волны добросердечия всеми фибрами своей собачьей души. Дни пролетали как один миг, ночи были наполнены странной негой, а прогулки превратились для Грея в праздник: старик обычно шел чинно, не спеша, и нередко предоставленный самому себе пес откровенно скучал, а Ирина Александровна бегала с ним наперегонки, заставляла приносить брошенные сухие ветки (что волкодав делал с удовольствием) и ходить по бревну, переброшенному через канаву.

То утро ничем не отличалось от предыдущих. Поначалу… Старик и актриса, весело подшучивая друг над другом, быстро выпили по чашке чаю и отправились в сквер на прогулку. Правда, в отличие от других дней, актриса почему-то была несколько вялая, будто провела бессонную ночь (хотя это и не соответствовало действительности), и шла неторопливо, держа Егора Павловича под руку. Покрутившись возле них и поняв, что на этот раз игр не предвидится, Грей с укоризной рыкнул и скрылся среди деревьев, чтобы покуражиться над ежами, которые к осени расплодились в неимоверном количестве. Он не боялся их иголок, и когда находил очередной колючий клубок, то упражнялся в реакции – молниеносными движениями лап катал его, как мяч, среди опавших листьев, постепенно превращая в бесформенный ком.