Государственный киллер - Серегин Михаил Георгиевич

…Их привезли в уже знакомое серое здание, но направили не в КПЗ, как раньше, а в мрачный подвал. Провели длинным сырым коридором, скудно освещенным светом двадцатипятиваттных лампочек, и сопровождающий их Бондарук приказал:

– Так… этого в шестую, – он показал на Фокина, – а этого, героя, ежкин кот…– он выразительно сплюнул в направлении Свиридова, – во вторую.

– Но там же… – начал было конвоир, но Бондарук перебил его коротким и внушительным:

– Все!!!

Массивная дверь на рыжих от ржавчины мощных петлях распахнулась, и Владимира втолкнули в почти наглухо затянутое тьмой помещение. Судя по этому мраку, да еще пронизывающей – прямо-таки колодезной – сырости, оно освещалось и одновременно обогревалось только одним тусклым огоньком умирающей лампочки возле входа.

– Вот тут и посиди, – добродушно напутствовал его на прощание лейтенант Бондарук. И дверь хлопнула, отрезав Свиридова от жизни.

Он прошелся по убогому квадратному помещению и только через минуту заметил, что у стены, в груде непотребного серого тряпья лежит какой-то человек. Свиридов некоторое время постоял на месте, размышляя, что бы это могло значить, потом вспомнил недоговоренную фразу конвоира: «Но там же…» – и решительно шагнул к своему соседу по преисподней. Он протянул было руку, чтобы потрепать того за плечо и разбудить, но в этот момент человек сам зашевелился и повернул к Владимиру равнодушное бледное лицо.

– А, Свиридов, – выговорил он после нескольких секунд пристального осмотра вновь прибывшего, – мне почему-то все время казалось, что это рано или поздно произойдет… ты окажешься здесь со мной.

Владимир медленно отвел занесенную над человеком руку и тряхнул головой, словно не веря, что все происходящее – не морок и не последствие отравления в «Менестреле».

Перед ним был тот, кого официально считали мертвым и объявили об этом на всю страну.

Это был подполковник Панин…

* * *

Удивление – чувство, конечно, здоровое, но не в таких условиях, в которых в данный момент находились Свиридов и его неожиданный сосед. Владимир присел на корточки возле Панина и глухо произнес:

– Значит… жив? Интересный получается ватерклозет, как сказал бы лейтенант Бондарук.

– Ну, чем порадуешь? – спросил Панин. Спросил так буднично, точно они расстались накануне, а сейчас встретились, скажем, на футбольном матче и теперь обсуждают перспективы будущей игры.

Владимир сел на жалкое подобие топчана у противоположной стены и ответил:

– А разве это я должен радовать, а, Панин? По-моему, это ты втравил меня в эту занимательную историю… Такая, знаешь ли, алгебраическая задачка со всеми неизвестными. Так что ты и рассказывай.

– Зря ехидничаешь, – ответил тот. – Знаешь, Свиридов, давай лучше помолчим… из болтовни никогда ничего хорошего не выходило. Ну, откуда я знаю, что тебя нарочно не подсадили ко мне, а?

– Бывший офицер спецотдела ГРУ в роли «наседки»? – саркастически протянул Свиридов. – Что-то раньше ты был обо мне более высокого мнения.

– Ну, так раньше мы и сидели не здесь, а в моем кабинете тремя уровнями выше.

– Вот с твоего кабинета все и началось.

После этой фразы в камере на добрые полчаса воцарилась гробовая тишина. Каждый думал о чем-то своем. Свиридов размышлял о том, что, по всей видимости, Кардинал не очень-то доверял Купцову, если предусмотрел такой провальный для его подчиненных вариант. Ведь Кардинал просчитал, что Свиридов и Фокин явятся в «Менестрель» и выставят свои условия. Наверно, этот самый Кардинал-Адриан действительно был в клубе… Подумал, что Купцов слишком задерживается для того, чтобы все было благополучно, и дал Козенко примерно следующую инструкцию:

– В критический момент подними крышку прибора, и все будет благополучно разрешено.

И в самом деле, ситуация была разрешена. Правда, Кардиналу пришлось пожертвовать крупной фигурой в своей игре, а именно – вице-мэром Козенко, но сделал он это вполне осознанно, и в конечном итоге жертва будет выглядеть оправданной.

Скорее всего, именно такой ход событий и был предначертан волей загадочного супертеррориста… или кто он там на самом деле.

Все чаще и чаще Свиридов задумывался над тем, почему именно он и его ближайший друг Фокин подверглись таким жестоким нападкам этого могущественного человека. Трудно предположить, чтобы это происходило просто так, без всяких на то оснований. И существовали веские причины думать, что разгадка этого кроется в его, Владимира, прошлом.