Двойной удар Слепого - Воронин Андрей

– А вот, Анечка, вальс. Он называется «Сказки Венского леса». И позвольте пригласить вас на танец.

Две фигуры – высокого седого старика и маленькой девчушки – выглядели комично. Но эта комичность была трогательной. У Ирины на глазах выступили слезы умиления.

Глебу тоже нравилась эта сценка. Он с теплой улыбкой смотрел, как неумело вальсирует девочка. Она сбивалась с ритма, то и дело наступала своему кавалеру на ноги, но все равно была очень довольна.

«Ничего, – думал Глеб, – пройдет время, и эта смешная малышка превратится в девушку, а затем станет такой же прекрасной, как и ее мать. Она научится танцевать, научится кружить мужчинам голову…»

Вальс закончился. Старая пластинка зашипела, но продолжала вращаться.

Глеб подошел к патефону и поднял вычурно изогнутую, блестящую шейку звукоснимателя, мягко положил ее на рычажок.

– Давайте дальше танцевать, – попросила Аня. – Только сейчас я хочу, чтобы танцевали большие, а я стану смотреть.

Амвросий Отарович поставил следующую пластинку и, пока она вертелась, шипела, свистела, с галантным поклоном обратился к Ирине:

– Позвольте пригласить прекрасную даму?

Ирина поднялась, подала руку, и они с Амвросием Отаровичем закружились по гостиной. А Анечка подошла к Глебу. Он посадил ее к себе на колени, и они вдвоем стали наблюдать за танцующими.

– Как хорошо танцует мама! – сказала Анечка. – Вот бы мне так научиться!

– Я тебя научу, – пообещал Глеб.

– А ты сам умеешь?

– Конечно, умею, – соврал Глеб. Он наклонил голову и поцеловал девочку в затылок.

– Как самочувствие? – осведомился Амвросий Отарович у партнерши.

– Все в порядке, спасибо.

– Поосторожнее, наверное, надо быть.

– Да, мне доктор сказал, что я должна быть очень внимательна. А самое главное, Амвросий Отарович, я не должна волноваться. Но вы же знаете, что жить с Глебом и не, волноваться – невозможно.

– Знаю, знаю, дорогая. Но что делать, ты сама выбрала такую судьбу. Вы решили, как назвать сына?

– Я хочу, чтобы он носил имя Глеб.

– Прекрасное имя, прекрасное, – медленно покачиваясь в такт музыки, сказал Амвросий Отарович. – Ну, а теперь – к столу. Застолье должно быть всегда в разгаре. И никак иначе!

Старый генерал подвел даму к ее месту и, склонив голову, помог поудобнее устроиться за столом.

Первой устала от веселья Анечка. Она начала клевать носом, тереть крохотными кулачками сонные глаза.

– Что, доченька, спать хочешь? – участливо спросила Ирина.

– Нет, мама, я хочу быть с вами.

– Но у тебя же глаза закрываются!

– А они закроются и опять откроются.

– Что ж, посиди еще немного.

Взрослые стали смотреть телевизор. Аня еще минут пятнадцать с интересом слушала песни, звучащие с экрана, разглядывала популярных, хорошо известных ей артистов, затем склонила голову на плечо.

– Мама, я пойду спать. Вы меня извините… – совсем по-взрослому сказала девочка, выбираясь из-за праздничного стола.

Она взяла шкатулку с куклой, бережно прижала к груди.

Ирина тоже встала.

– Пойдем, дорогая, я тебя уложу.

– А ты посидишь со мной немного, пока я не усну?

– Конечно, посижу.

Ирина и Анечка отправились наверх. А Глеб остался наедине с Амвросием Отаровичем.

Лоркипанидзе убавил звук телевизора, наполнил рюмки своим отменным коньяком и чокнулся с Глебом.

– За тебя, дорогой!

– И за вас тоже!

– У тебя что-то случилось, Глеб? – спросил Амвросий Отарович, отставляя пустую рюмку.

– Пока еще ничего серьезного не произошло. Но я оказался замешан в одной очень неприятной истории, и абсолютно не по своей воле, а так сложились обстоятельства.

– Если хочешь, расскажи. Может быть, старый Лоркипанидзе сможет тебе чем-нибудь помочь?

– Навряд ли, навряд ли…

– Ну ничего, генацвале, утро вечера мудренее.

Глеб решил перевести разговор на другую тему.

– Амвросий Отарович, почему вы не спросите, как мне ваши «Записки»?

– И что скажешь? – мгновенно оживился отставной генерал.

– Хорошо вы пишите. А знаете, что самое любопытное?

– Что же?

– Ваша память.

– В каком смысле, Глеб?

– Вы так все хорошо помните, словно это произошло буквально на днях. А ведь события, которые вы описываете, пятидесятилетней давности!

– Знаешь ли, дорогой мой, когда ты доживешь до моих лет, дай Бог тебе, конечно, дожить до такого преклонного возраста, твоя память тоже изменится. И то, что было вчера, ты будешь помнить смутно и смазанно, а то, что произошло много лет назад, – выпукло и осязаемо, будто это случилось только что… Я вспоминаю огромное количество телефонных номеров, номера машин… Даже номера квитанций и те встают в памяти.