Двойной удар Слепого - Воронин Андрей

– Ну как вино?

– Замечательное! Всю жизнь такое только и пил бы.

После него другое покажется уксусом.

– А вот представляешь, почти такое же вино многие всю жизнь и пьют.

– Завидую я тем людям.

– Но именно такого вина, как в этой бутылке, трудно еще где-либо найти. И скорее всего, оно осталось лишь у меня в погребе.

– А у вас там много вина? – поинтересовалась Ирина.

– Если хочешь, можем спуститься, и ты увидишь.

– Наверное, много, – уверенно произнес Глеб.

– Думаю, его хватит даже на свадьбу вашей дочери.

– А на свадьбу нашего сына? – обняв Ирину за плечи, спросил Глеб, и на его губах появилась мечтательная улыбка, мягкая, почти застенчивая, не вяжущаяся с его мужественным волевым лицом.

– Сына, говоришь? – Амвросий Отарович даже притопнул ногой. – Уже знаете, что будет парень? Прекрасно! Сын – это замечательно!

Вновь зажурчало вино, до краев наполняя высокие стаканы.

– Ну, дай-то вам Бог, чтобы счастливы были вы и ваши дети.

Стаканы звонко чокнулись, Ирина теснее прижалась к плечу Глеба.

А хозяин потянулся через стол и погладил Ирину по руке.

– Ирина, я буду несказанно рад увидеть тебя в этом доме с мальчиком на руках.

– Я тоже буду рада появиться с сыном у вас, – ответила Ирина.

К удивлению Глеба и Ирины, старый отставной генерал выпил до дна одним махом и поставил стакан на стол.

– Ну, а ты, джигит? – он, приосанившись, взглянул на Глеба.

– А что я? – Глеб по-гусарски отставил локоть и тоже опустошил стакан.

Вино действительно взбодрило. Амвросий Отарович разрумянился, его синие глаза весело сверкали, он браво орудовал громадным ножом, похожим на ятаган, мелко кроша зелень.

Глеб тоже повеселел, не дающие покоя мысли как будто оставили его.

* * *

До полуночи оставался час. К приходу Нового года все было готово. Запеченный в тесте кабанчик был водружен на почетное место в центре большого старинного овального стола. Вокруг золотисто-коричневого кабанчика на белоснежной, до хруста накрахмаленной скатерти пестрели многочисленные закуски и блюда.

Возле стола сверкала нарядом изумрудная лесная красавица.

Глеб сидел в кресле у камина, читал генеральскую рукопись. Ирина и Амвросий Отарович наводили на стол последний глянец. Отступив на шаг, Амвросий Отарович окинул стол оценивающим взглядом и одобрительно проговорил:

– Роскошный получился стол! – он щелкнул пальцами. – Сразу почувствовался праздник! А, Глеб?

Глеб, углубленный в чтение, вздрогнул и рассеянно взглянул на генерала:

– Вы меня о чем-то спросили?

– Я говорю, сейчас-то наконец чувствуется праздник.

– А, да, чувствуется…

– Что, так интересно? – Ирина подошла к Глебу, положила руки ему на плечи.

– Ты знаешь, очень.

– Не из вежливости говоришь? – подозрительно нахмурился Лоркипанидзе.

– Перед вами я лицемерить не стану.

– А можно, я почитаю? – Ирина вопросительно посмотрела на отставного генерала.

Тот развел руками:

– Честно говоря, я не думал, что кому-нибудь это будет интересно.

– Не скромничайте, не скромничайте, Амвросий Отарович, – сказал Глеб.

– Ну, тогда отложи на следующий раз. А сейчас пора будить Анну и усаживаться.

– Да, пора, – Ирина потянула Глеба за руку. – Новый год в двери стучит.

Глеб встал с кресла, повернулся к столу.

– Ну вы и наготовили! Здесь действительно на целую свадьбу. И когда вы только успели?

Ирина переглянулась с генералом.

– Ты знаешь, у Амвросия Отаровича такие запасы, что у меня складывается впечатление, он действительно решил устроить чью-нибудь свадьбу. А сколько еще мы привезли!

– Ну что ж, много – не мало, дорогие гости. Остался заключительный штрих. Сейчас мы украсим стол подсвечником, – сказал генерал, направляясь в соседнюю комнату. Вскоре он появился, торжественно держа в обеих руках по огромному старинному подсвечнику.

– Вы похожи на священника, Амвросий Отарович.

– Священников не люблю.

– Не любите? – удивилась Быстрицкая.

– Да, священников не люблю. А вот к религии у меня отношение положительное. И вообще я считаю, что священники во многом все портят. Ты обращала внимание на лица священников?

– Да, да, я понимаю, о чем вы хотите сказать. Но как же без них?

– Я почти полвека проработал в органах. Через мои руки прошло такое количество всевозможных бумаг, доносов, написанных священниками – теми, которые сейчас вещают с экранов телевизоров о любви к Богу и ближнему, о христианских заповедях и общечеловеческой морали. Если бы ты только видела эти бумаги!