Убить зверя - Гладкий Виталий Дмитриевич

Неожиданно чьи-то громкие голоса нарушили благостную тишину, вернув старика с заоблачных мечтаний на жесткую городскую землю с ее заботами, постоянным шумом и вонью от свалок, моторов машин и заводских труб. Говорили где-то поблизости, и он, чтобы избежать нежелательной встречи, свернул в сторону.

Однако, похоже, судьба еще с вечера бросила камешек в его огород, и что-либо изменить старик был не в силах…

Он наткнулся на них, когда пересекал небольшую круглую поляну. В свое время здесь была клумба, посреди которой стояла неизменная для всех советских парков гипсовая девушка с веслом. Ныне от статуи осталось лишь основание и две протезные ноги с покрученными ржавыми прутьями. Клумба давно поросла чертополохом и служила пристанищем семейства ежей, обосновавшихся в глубокой норе под пьедесталом.

Любой уважающий себя пес считал своим долгом во время прогулки облаять колючую семейку, но сунуть нос в репейники даже не пытался.

Двое парней лет шестнадцати-восемнадцати забавлялись тем, что бросали финский нож, стараясь попасть в кружок, нарисованный мелом на толстом древесном стволе. Они были коротко стрижены по новой "рэкетирской" моде, безвкусно одеты в какие-то нелепые куртки и спортивные шаровары и, как показалось старику, немного на взводе – то ли пропустили с утра пораньше по рюмке, то ли накурились "травки".

Старик резко остановился, будто перед ним выросла незримая стена, а затем круто повернул обратно.

Но они все равно его заметили.

– Эй, мужик! Погоди!

Старик хотел было сделать вид, что не слышит их и прибавить шагу, но неожиданно проснувшееся мужское достоинство, все еще тлеющее под пеплом прожитых лет, заставило его застыть на месте и с вызовом посмотреть прямо в наглые зенки молокососов.

– Ну? – сказал он спокойно.

– Курнуть есть?

– Не балуюсь, – коротко ответил он.

– Слышь, Серый, этот старый козел не курит… гы-гы… – глупо осклабился чернявый.

– Тогда какого хрена он здесь ошивается? Дай ему, Кирюха, по сопатке и пусть дальше пылит, – лениво посоветовал второй, светловолосый, небрежно поигрывая финкой. – Ходят тут всякие…

Старик не стал дожидаться дальнейшего развития событий и тихо свистнул.

Пес вырос у ног старика будто из-под земли. Грей был так же спокоен, как и его хозяин. Но в глазах пса начал постепенно разгораться огонек звериной свирепости. Он так сжился с хозяином, что казалось понимал не только слова, но и мысли.

– Гля, Серый, дедуля-то с песиком. Завалим бобика?

– Завалим, – равнодушно подтвердил Серый. – Зови…

– Чатбара, Чанг! Ко мне! – крикнул Кирюха, и спустя несколько секунд на поляну выскочили два боксера, сука и кобель – с великолепной мускулатурой и в широких, окованных металлическими шипами ошейниках.

– Фас!

– Может, не стоит этого делать? – старик попытался было урезонить самонадеянных парней, но они даже ухом не повели.

Ему уже приходилось слышать от собаководов о таких, с позволения сказать, "забавах" городских придурков, стравливающих на прогулках псов. Кровавые бои обычно заканчивались гибелью изнеженных теплыми квартирами и сытной едой животных, так как на них спускали собак, специально натасканных для боев на ринге.

Старик сокрушенно вздохнул и посмотрел на Грея. Пес тоже поднял глаза на хозяина и, наморщив верхнюю губу, ощерил клыки. Он был храбр, но мудр, и ему вовсе не хотелось без нужды связываться с боксерами, тем более – с самкой. В тайге Грей без колебаний шел на медведя, рвал сохатого, но это была охота, смысл его существования. Другие псы, которых он встречал в своих таежных скитаниях, всегда безропотно уступали ему дорогу, потому что инстинктивно чувствовали насколько он свиреп и беспощаден – закон природы о праве сильного был заложен в собачьих генах испокон веков. Но все это осталось в той, прежней, жизни среди дикой природы, где вода в реках чиста и прозрачна, как первосортный хрусталь, а волнующий запах дичи не растворяется в городском смраде, шибающем в нос почище мускусной струи зловонного хорька. А здесь, среди грохочущих железных чудищ и каменных громад, он чувствовал себя потерянным.

Грей не имел права не то что охотиться, но даже отстаивать свою честь в схватках с сородичами, имеющими наглость облаивать его во время прогулок и ставить свои пахучие метки поверх тех, что оставлял он. Не будь пес так предан хозяину, он давно сбежал бы в леса, окружавшие город. Грей никогда там не был, но длинными тоскливыми ночами, когда полная луна занимала полнеба, он слышал их зов.