Свинец в крови - Кардетти Рафаэль

Да, ни к чему хорошему я пока не пришел. Мне исполнилось тридцать лет, а у меня не было ни одного близкого человека. Я проводил вечера за просмотром DVD на экране домашнего кинотеатра и курением марихуаны. Я продавал (кое-как) картины, по большей части ничтожные, по баснословным ценам. Время от времени я спал с Лолой на диване в галерее, а потом получал каблуком по яйцам. Если я не валялся мертвецки пьяный у себя в квартире, то опустошал мини-бар в гостиничном номере и нажирался под поганые телепередачи.

Нет, я не мог научить ничему. И никого.

46

После вынужденного ухода на пенсию в каноническом семидесятилетнем возрасте монсеньор Лантана, бывший секретарь Администрации по делам наследия Святого Престола, нашел прибежище в монастыре в глухой провинции, километрах в пятидесяти от Рима.

В этом месте, отрезанном от мира, расположенном на труднодоступном холме, он мог наконец посвятить свои дни размышлениям и чтению Священного Писания — в течение сорока лет высокие обязанности отвлекали его от этих занятий.

По официальной версии, его отправили в это идиллическое местечко, чтобы вознаградить за неизменную преданность, проявленную на службе у трех понтификов.

Но, по сути дела, Лантану против его воли сослали в богадельню для престарелых священнослужителей высокого ранга. Папа Иоанн Павел I, угасший через месяц после восшествия на престол, не успел принять много решений. Но первым из них стало постановление об избавлении от обузы в лице этого кардинала, выказывавшего нежелание отчитываться перед Папой и стремившегося диктовать ему свою политику.

Эта ссылка, как принято в таких случаях в Церкви, должна была стать пожизненной и предполагала полный отказ от какой бы то ни было апостолической деятельности.

Для того, кто привык железной рукой управлять всеми финансами Ватикана, удар оказался очень тяжелым. Лантана, некогда определявший политические установки Святого Престола, теперь был вынужден влачить свои дни в крохотной келье. Подчиняясь ритму молитв и постов.

Тененти позвонил в несколько мест, чтобы убедиться, что Лантана еще жив. Два часа спустя он затормозил перед воротами доминиканского монастыря Царя Небесного. Может быть, это и был дом отдыха, но располагался он в укрепленной крепости, обнесенной десятиметровой стеной с бойницами на середине высоты.

Несмотря на то что с вершины холма открывалась панорама окрестностей, мы не увидели вокруг ни одного живого существа, если не считать огромной стаи ворон, рассевшихся на деревьях вдоль дороги. В этот момент мне пришло в голову, что после поворота, находившегося километрах в двенадцати от монастыря, на нашем пути не попалась ни одна машина.

В довершение картины вокруг клубился густой, прямо-таки киношный, туман, и это делало атмосферу окончательно мрачной. Где-то поблизости безусловно бродил призрак Вильгельма Баскервильского в сопровождении верного Адсона, самого глупого из когда-либо описанных в литературе послушников.

Глядя на эту местность, я размышлял о том, куда же правители Ватикана ссылают священников, которые им не угодили? Наверняка прямо в котел с кипящим маслом или же в тюремные камеры, выдолбленные под базиликой Святого Петра, с кляпом во рту, чтобы туристы не слышали их отчаянных криков. Теперь я начинал лучше понимать суть кризиса религиозных призваний.

Тененти подошел к воротам, поднял и отпустил тяжелый бронзовый молоток, глухо стукнувший по дереву. Звук, словно смягченный туманом, растворился во влажном воздухе. По ту сторону ворот ничто не нарушало тишину.

Это место пугало меня. Я попытался уговорить Тененти развернуться и уехать обратно в цивилизованный мир.

— Серджо, я продрог. Давай уедем... Сейчас выяснится, что они тут умерли один за другим, а у последнего не было сил предупредить власти. Все о них забыли, и трупы медленно разложились. «Ты прах...» и все такое. Ты же это знаешь. Давай я угощу тебя завтраком. Где-нибудь поблизости наверняка есть симпатичная таверна.

Тененти не удостоил меня ответом и не шелохнулся. Он так и стоял, уставившись на ворота.

— Серджо, кончай дурить! — настаивал я. — Не можем же мы торчать тут все утро! Поехали отсюда. Какое-то зловещее место.

Эти слова не произвели на моего спутника ни малейшего впечатления. Я всегда думал, что самое упрямое существо на свете, не желающее подчиняться разумным советам, — это Лола. Я ошибался.