Свидетели Времени - Тодд Чарлз

Закусив губу, она отвернулась к стене.

— Я как-то уже говорила вам. Что это не имеет отношения к его смерти. Только к моей неудавшейся судьбе.

— Но что он убедил вас сделать? Что потом разрушило вашу жизнь?

Было, разумеется, нечестно давить на нее сейчас, когда она находится в таком состоянии, но он боялся, что когда она окончательно придет в себя, то снова станет твердым орешком, достойным противником полиции.

— Я уже успела выпить половину того лекарства, что миссис Натли мне намешала. И моя голова сейчас плывет, — сказала Присцилла.

Ратлидж видел это сам по ее зрачкам. Но миссис Натли, сложив руки под фартуком, была спокойна, как истукан.

— Я дала ей только то, что предписал доктор.

— Я знаю. — Ратлидж снова обратился к Присцилле:

— Вы предпочитаете, чтобы миссис Натли вышла из комнаты и оставила нас вдвоем? Она, кажется, не возражает.

— Да. То есть нет. Все равно. — Присцилла Коннот замолчала и закрыла глаза, как будто пытаясь скрыться от испытующего взгляда Ратлиджа. Потом открыла глаза и сказала с отчаянием: — Это было так давно. Никто уже не помнит, и никому нет дела. Но я до сих пор чувствую боль, она не ушла.

Эта боль звучала в ее голосе, она сразу как будто постарела на его глазах.

— Вам знакомо чувство одиночества, инспектор?

Он спокойно ответил:

— Боюсь, что да. Оно мне привычно.

Присцилла обхватила себя руками, как будто искала тепла и утешения.

— Я любила одного человека. Мы собирались пожениться. Я была на седьмом небе от счастья.

Ратлидж понимал ее. Когда он просил руки Джин, он видел это выражение счастья на ее лице. В следующую субботу Джин выйдет за другого. Он не хочет быть в Лондоне в это время…

Он очнулся от своих воспоминаний. Голос Присциллы окреп и зазвучал увереннее:

— И вот однажды Джеральд пришел и заявил, что на него вдруг нашло озарение, в своем роде откровение. Я спросила, что он имеет в виду, и он признался, что его всегда тянуло к церкви, а теперь он знает, что ему надо делать. Так хочет Бог, он понял это. Я сказала, что, если он этого хочет, разумеется, я постараюсь его понять. И мы поженимся, когда он закончит учение. Но он сказал, что хочет стать католическим священником. И тогда брак невозможен, ни сейчас, ни позже. В общем, он разорвал помолвку.

— И вы винили отца Джеймса за то, что тот способствовал решению вашего жениха?

Присцилла крепко зажмурилась, как будто пытаясь удержать слезы, или как будто видения прошлого вернулись и встали перед ней.

— Но он не был тогда священником. Просто Джон Джеймс. Он был лучшим другом Джеральда. Я пошла к нему и просила отговорить Джеральда. Он сказал, что лучшее, что я могу сделать для Джеральда, если я его люблю, — отпустить и позволить принять сан.

Слезы хлынули из-под закрытых век. Больше Присцилла не открывала глаз, как будто не хотела видеть лицо Ратлиджа.

— И я его отпустила. Я надеялась, что как только он начнет занятия в духовной школе, то быстро обнаружит, что ошибся и это не его стезя. Я была уверена, что он слишком меня любит, чтобы предпочесть мне безбрачие, и скоро все кончится. Я сама его благословила и дала ему уйти!

Она, наконец, открыла глаза. Голос ее так дрожал, что Ратлидж с трудом теперь ее понимал.

— А в последний год перед своим посвящением Джеральд покончил жизнь самоубийством. И не достался ни мне, ни Богу. Я не могла мстить Богу, но я хотела мстить отцу Джеймсу. Смерть Джеральда была на его совести, и каждый раз, когда он смотрел на мое лицо во время мессы, он должен был понимать, как был не прав, как он предал и Джеральда, и меня, как в слепой вере в свою непогрешимую правоту принес несчастье и разрушил мою жизнь.

Ратлидж подождал, пока лекарство, которое дала миссис Натли, окончательно подействует, и скоро Присцилла Коннот погрузилась в глубокий сон.

— Присмотрите за ней как следует, — сказал он медсестре.

— Можете положиться на меня, инспектор.

Миссис Натли проводила его до двери и сказала:

— Знаю из своего опыта, что такое признание позволяет снять тяжелый груз с сердца.

Но он не был в этом уверен. Зато теперь точно знал — Присцилла Коннот и ее секрет действительно не имели отношения к смерти отца Джеймса.

Дом Фредерика Гиффорда стоял далеко от дороги, прямо за зданием школы. Он был окружен огромными старыми деревьями, как дом викария при церкви Святой Троицы. Проезжая через ворота, Ратлидж увидел старинный особняк с остроконечной крышей.