Друг от друга - Керр Филип

Я стоял не двигаясь.

— Если желаешь, — любезно предложил Джейкобс, — могу прострелить тебе ногу, и будем надеяться, что ты не истечешь кровью и не подохнешь за те три-четыре часа, которые им потребуется, чтобы добраться из Линца сюда. Выбор за тобой.

Открыв подвальную дверь, я вошел. До войны я сумел бы расправиться с ним. Тогда я был проворнее. Моложе и проворнее.

— А теперь сядь и руки на голову!

И снова я повиновался. Я услышал, как дверь позади меня захлопнулась, и на минуту ослеп в темноте. В замке повернулся ключ, и вспыхнул свет, включенный снаружи.

— Тебе есть о чем подумать, — громко сказал Джейкобс за дверью. — А пока они едут, мы успеем в аэропорт. Сегодня в полночь Груэн, Хенкель и их леди отправятся в путь, к новой жизни в Америке. А ты будешь валяться мордой вниз в мелкой могиле.

Я промолчал. Да и сказать, собственно, мне было нечего. Ему, во всяком случае. Я надеялся только, что израильтяне, которые приедут из Линца, хорошо понимают по-немецки.

40

Некоторое время я слышал, как наверху расхаживает Джейкобс, а потом все стихло. Поднявшись, я лягнул дверь — помогло выплеснуть злость и чувство бессилия, но никак не способствовало побегу. Сделана подвальная дверь была из дуба. Я мог колотить по ней хоть целый день, но даже не поцарапал бы. Я огляделся — нет ли хоть какого-нибудь инструмента?

Ни окон в подвале, ни других дверей не было. Пол и стены бетонные. В углу исходил жаром радиатор центрального отопления, обжигающе горячий, как электрическая лампочка, лежали какие-то старые кухонные принадлежности — я предположил, что лаборатория наверху когда-то была кухней. Еще тут валялось несколько пар лыж, ботинок и палки, коньки и велосипед без шин. Я поразмахивал лыжей на манер копья и решил, что она может быть полезна, если израильтяне явятся, вооруженные лишь силой Господней. Но если с оружием, то беда. По этой причине я отказался от подобного же плана использовать коньки.

Среди разного барахла тут стоял небольшой ящик с запыленными бутылками рислинга. Отбив горлышко у одной, я без особого удовольствия выпил содержимое. Гаже теплого рислинга ничего нет. Мне стало жарко. Я снял пальто и пиджак, закурил сигарету и перенес внимание на объемные пакеты, сложенные по обе стороны радиатора. Все адресованы майору Джейкобсу, с наклейками „Правительство США. Срочные лабораторные образцы“. На других было написано: „Крайняя осторожность. Обращаться бережно. Хранить только в теплом месте. Опасность инфекционной болезни. Содержат живой материал. Вскрывать только профессиональному энтомологу“.

Вряд ли отряду израильских мстителей помешает прикончить меня пара эскадронов комаров, но все-таки я вскрыл упаковку одной коробки и снял крышку. Коробка была забита соломой, а внутри — удобный портативный домик для друзей Хенкеля и Груэна. На двух листках бумаги шла опись содержимого посылки: „В инсектарии находятся живые анофелесы, яйца, личинки и взрослые особи, мужские и женские. Взрослые особи в москитных садках. В инсектарии находятся также всасывающие трубки для извлечения москитов из садков и питательный кровяной раствор для поддержания жизни насекомых в течение тридцати дней“.

В двух других посылках находились такие же коробочки, а в четвертой по описи — лупы, пинцеты, слайды, чашки Петри, пипетки, комплект для биопроб, сачки и хлороформ. Последнее заставило меня задуматься: а может, удастся усыпить одного из израильтян. Но снова я отступил перед реальностью — не так-то просто наброситься на человека, когда тот целится в тебя из пистолета.

Прошло часа два. Я, еще раз угостившись теплым вином, прилег на пол. Кроме как спать ничего больше не оставалось. Рислинг действовал почти как хлороформ.

Вскоре меня разбудили шаги наверху. Я сел, меня поташнивало. Не столько от вина, сколько от тревоги и волнения — что же теперь случится со мной? Если только у меня не получится убедить этих людей, что я совсем не Эрик Груэн, меня — и сомневаться не приходится — пристрелят, в точности как предсказывал Джейкобс.

Где-то с полчаса я слушал, как двигают наверху мебель, и чувствовал дым от сигарет. Даже как будто доносился смех. Потом на лестнице затопали тяжелые шаги, и следом раздался скрежет ключа в замке. Поднявшись, я отступил в дальний угол подвала, постаравшись избавиться от мыслей, какую радость испытывают сейчас мстители: наконец-то они добрались до одного из самых чудовищных военных преступников. Дверь распахнулась, и на пороге возникли двое: на лицах у них читалось молчаливое отвращение, а в руках посверкивали новенькие автоматические пистолеты сорок пятого калибра.