Зной - Келлерман Джесси

Элиза как-то раз заперла, пока он бегал, дверь. Карлос колотил в нее два часа. Разумеется, она сжалилась и впустила его. Он направился прямиком к кушетке, как будто ничего не случилось. «Ты меня, наверное, не слышала» — вот все, что он сказал.

Конца этому не предвиделось. Я боялся, что Элиза придушит его во сне.

— И следовало бы, — сказала Глория.

— А я не оставлял попыток найти ему работу. Вы, скорее всего, не знаете, сеньора, какое это трудное дело. Безработица в наших краях жуткая. Я подыскал для него пару предложений, хороших предложений. Он их отверг. Сказал, что возьмется только за ту работу, которая принесет ему счастье.

Фахардо покривился:

— У нас тут принято относиться к работе по-другому, сеньора. Но его же не переубедишь. Он заявил, что поступать иначе — нечестно. Что это отражение мелкотравчатого, мексиканского образа мыслей. И единственное, на что мы годимся, это чистить в Соединенных Штатах сортиры.

Один семестр в каком-то университете — вот и вся его трудовая жизнь.

Впрочем, насчет «нечестно» — это полная чушь, потому как он вообще никогда не работал. И именовал это протестом, хотя по-настоящему оно называлось ленью.

Я предложил ему поступить в полицейскую академию. Он рассмеялся и сказал, что она годится только для тех, кто лишен воображения.

Лицо Teniente исказила угрюмая гримаса:

— Как я мог с этим спорить?

Одному моему знакомому, у него строительный бизнес в Агуаскальентесе, потребовался помощник прораба. Я малость приукрасил трудовую биографию Карлоса и провисел несколько часов на телефоне, убеждая знакомого, что Карлос большой трудяга и умница. И знакомый, чтобы снять с моих плеч эту ношу, согласился встретиться с ним. В то утро, когда Карлос должен был отправиться на встречу, он заявил, что болен и никуда ехать не может. И целый день провалялся в постели.

— Как его звали? — поинтересовалась Глория. — Вашего знакомого строителя.

Фахардо уставился на нее с некоторым подозрением:

— А что?

— Да так, для протокола.

— Эдуардо Полажек, — сказал он.

Чем еще я понравился Полажеку, так это тем, что строительство я всегда заканчивал в срок. Уходил с площадки последним. Утром, если кто-то из рабочих не появлялся на стройке, ехал к ним домой и будил их или отыскивал в барах.

— Не позволяйте этому имени ввести вас в заблуждение, — сказал Фахардо. — Он настоящий hidrocálido^[79].

— Так они все же встретились?

— Вы шутите? Эдди после этого даже на звонки мои отвечать перестал.

У Полажека в кабинете стоит сейф, в котором он держит список всех, кому давал взятки. Я удивил его тем, что ни разу не попытался надуть. Должно быть, я показался ему простаком.

— Он назвал это имя в ту ночь, когда мы приехали в ваш дом, — сказала Глория. — И оно вывело вас из себя.

— Правда? Я ничего о той ночи не помню. Но как скажете. Карлос, скорее всего, решил, что я спьяну пропущу имя мимо ушей.

— И мне он говорил, что фамилия его босса Полажек.

— Карлос, чтобы получить эту работу, дальше уборной и шагу не сделал, — сказал Фахардо.

— Готова поспорить, что проболел он двадцать четыре часа, а затем произошло чудодейственное исцеление.

— Элиза на стену лезла от злости. Мы оба свято верили, что ему хочется получить эту работу.

— Просто срам, — сказала Глория — и сказала совершенно искренне.

Однако, подумала она, ты ведь с ним даже спала.

Ну, вряд ли это было проявлением такого же, как у Фахардо, легковерия, — ей, не знавшей, в отличие от него, Карлоса многие годы, потребовалось всего три дня, чтобы сообразить: с ним что-то нечисто.

И все же. Ты с ним спала.

— У него когда-нибудь была девушка? — спросила она.

Фахардо взглянул ей в лицо. И некоторое время вглядывался, и на секунду она подумала, что ему все известно. Нужно было как-то переменить разговор, поэтому Глория спросила:

— Или жена?

— Нет, сеньора. Ничего такого. Трахался он направо-налево, но женщины не были его коньком — поимеет и забудет.

Глорию раздирало любопытство, однако она сказала себе, что это скользкая тема. И спросила, постаравшись, чтобы вопрос прозвучал небрежно, что было дальше.

Фахардо продолжил:

— Как-то ночью, в середине июля, мне позвонил мужчина, машина которого сломалась неподалеку от кладбища. Шоссе у нас сами знаете какое. Я устал, ехать туда мне не хотелось, но ведь никто, кроме меня, этого не сделал бы. На заправочной станции распоряжался ребенок. И я поехал — в самом дурном настроении, полагая, что мне придется менять какому-то идиоту покрышку.