Перед заморозками - Манкелль Хеннинг

Чем это кончилось, неизвестно — он уже сидит на берегу другого озера и смотрит в бинокль на пылающих лебедей. Вот они с шипением исчезают в озере, и он вдруг видит в бинокль двоих — мужчину и женщину. Это удивляет его, потому что не он, а Тургейр видел подругу Анны Линду и ее отца на берегу. Во сне он как бы поменялся с Тургейром сознанием.

Сон вдруг становится необыкновенно реальным. Между Тургейром и ним уже нет дистанции, они одно целое. Если он захочет стать Тургейром, он может это сделать без труда, никто и не заметит.

После обеда Тургейр должен встретить Анну у заколоченной пиццерии в Сандскругене. Сначала он хотел поехать сам, чтобы быть совершенно уверенным, что дочь окончательно решила следовать за ним. Но под конец решил, что она уже и так достаточно от него зависит, что сопротивляться она не будет. Она не могла знать того, что он решил. И поскольку она понятия не имеет, что случилось с Харриет Болсон — Тургейр получил строжайшие указания ничего ей не говорить, — у нее не было оснований попытаться убежать. Единственное, чего он побаивался, — ее интуиции. Когда-то он специально анализировал эту ее способность и пришел к выводу, что интуиция у дочери не слабее его собственной. Она все время настороже, она внимательно прислушивается к сигналам, посылаемым ей интуицией.

Тургейр поехал за ней в голубом «саабе», угнанном им на долгосрочной стоянке в аэропорту Стуруп. Он заблаговременно выписал несколько номеров, через авторегистр узнал, кто их хозяева, и обзвонил их под видом — гримаса в адрес собственного прошлого — владельца пароходства, ищущего шведские инвестиции в строительство плавучего чартерного отеля. Он наметил две машины — их владельцы оказались в длительной командировке, и, на всякий случай, еще и третью — чей хозяин-пенсионер, в прошлом директор шахты, уехал на три недели в Таиланд.

Эрик Вестин снабдил Тургейра подробнейшими инструкциями. Хотя такое и маловероятно, но все же Анну могло испугать исчезновение Зебры. Тогда она могла начать разговоры с Линдой — по-видимому, ее ближайшей подругой. Хотя он и запретил ей строго-настрого говорить с кем бы то ни было про его существование. Это собьет тебя с верного пути, повторял он раз за разом, я наконец нашел этот верный путь, и мы не должны с него сбиться. Несмотря на то что это он, а не она, отсутствовал столько лет, блудным сыном, о котором рассказывает Библия, была она. То, что происходит сейчас, неизбежно. Что ж, на долю ее отца выпало призвать наконец людей к ответу, всех, кто забыл Бога, кто выстроил соборы, не смиренно прославляющие Бога, но славящие их самих, во всей их неизбывной гордыне. Он уже видел в ее глазах этот знакомый блеск, она уже околдована им, и, будь у него побольше времени, он бы искоренил малейшие сомнения, если они еще прячутся где-то в уголках ее сознания. Беда в том, что у него этого времени нет. Он понимал, что это его ошибка. Ему надо было давным-давно найти дочь, явиться ей намного раньше, чем тогда, на улице в Мальмё. Но, кроме нее, у него есть и другие, те, кто по знаку его откроют врата храма в тот день и час, когда он им прикажет.

Когда-нибудь в будущем он поведает, как все это было, это будет его наследием. Это станет Пятым Евангелием. Когда-нибудь он расскажет, как часами, сутками, месяцами и годами он обдумывал свой план. Сейчас он представлял им этот план как явленное ему откровение, это было необходимо, чтобы они за ним пошли. Голос Бога и Святого Духа — последнее и самое важное подтверждение: то, что произойдет, — неизбежная жертва, открывающая им двери в Рай, в вечную жизнь под крылом Бога. «Вы будете жить во флигеле, — говорил он им, — Бог живет в замке, но стены этого замка не из мертвого камня, они сотканы из тончайшей шерсти святых агнцев. Рядом с замком — флигель, и там будете жить вы».

В своих проповедях, «божественных говорениях», он никогда не забывал напомнить, что их ждет. Жертва — всего лишь короткое прощание, не больше. Их мученичество — это привилегия, к ней должны стремиться все, все и стремились бы, если бы знали правду об объявленной им священной войне безбожию.

Смерть Харриет Болсон была их первым по-настоящему серьезным испытанием. Он поручил Тургейру следить за их реакцией — на тот случай, если кто-то усомнится. Кого-то это могло даже сломать. Сам он держался в стороне, сказав Тургейру, что должен очиститься после содеянного. Он должен остаться в одиночестве, совершать омовения трижды днем и трижды ночью, бриться каждые семь часов и не разговаривать ни с кем, пока не освободится окончательно от злых сил, которыми была одержима Харриет Болсон. Тургейр звонил ему каждый день два раза по украденным мобильникам. Нет, все держатся хорошо. Никаких признаков сожаления или сомнения. Наоборот, Тургейр отмечал их растущее нетерпение, как будто они ждут не дождутся Главного Жертвоприношения.