Сломанные крылья - Михайлова Евгения

Олег Волохов похоронил тело девушки, проданной патологоанатомом, после экспертизы, которая показала, что это не Оля. Он каждый день звонил Сергею Кольцову.

– Олег, – говорил тот, – ее ищут уже по всей России. Ее не нашли среди невостребованных трупов, секс-рабынь разных притонов, мы получаем информацию из других стран. Снимки Оли висят везде. Отрицательный результат – это тоже результат.

– Ох, – отвечал Олег, – всю Россию не перекопаешь и не обыщешь. Я читал, что одного убитого спрятали в чужую могилу. У преступников такие страшные мозги, что тают любые предположения. Я в отчаянии. Мария просто не живет.

– Не говори так. Я повторяю тебе каждый день: в этом деле есть что-то очень странное. Ни одного свидетеля. Никаких следов. Это не плохой знак. Кто-то очень осторожен. Но жизнь меняет любые планы. Петр Васильевич, врач Веры Михайловны, говорит, что она понимает то, что ей говорят. Проблемы с речью, но он пытается научить ее владеть ручкой. Ты же помнишь, что она хорошо знакома и с Олей, и с Никитой?

– Неужели ты думаешь, что она нашла преступника и это он ударил ее по голове?

– Нет, конечно. Но она могла что-то видеть или слышать. Кстати, ребенок погиб не возле школы, где его нашли. Кто-то его туда принес и, уходя, затирал следы своей обуви новыми матерчатыми перчатками. Следов нет, а ниточка нашлась.

– Эта ниточка – все, что у нас есть, – всхлипнул Олег.

Месяцы шли за месяцами. На что надеялись сыщик и близкие Оли? Только на чудо…

Никита, как всегда, по вечерам включал телевизор, но смотрел мимо экрана – на столик, где стояли фотографии Оли. Однажды он в полной панике убрал их и спрятал в тумбочку. Но одиночество так страшно сжало душу, что он поставил все на место. Он смотрит на нее, она ему что-то рассказывает. Так переживал свои вечера и ночи Никита. Вспоминал. Как тогда вовремя появился этот сыщик, нанятый отцом Оли, и установил, что тело, которое они собирались хоронить, – вовсе не она! Что за чертовщина тогда происходила? Надю действительно обманули, или… Нет, в такие игры не играют. Кстати, она не появлялась очень давно, даже не звонила. Опекает кого-то другого? А если с ней тоже что-то случилось? Он набрал номер.

– Ты? – спросил ее голос, лишенный эмоций и красок. – Помнишь еще меня?

– А как ты думала? Ты что исчезла?

– Да просто лежу.

– Заболела?

– Нет. Говорю: лежу. Встать не могу. Силы пропали.

– Что случилось?

– Как будто ты не знаешь. Ты же, наверное, думаешь, что я сознательно хотела какой-то труп вместо твоей Оли похоронить. Я после этого жить не могу. Мне не нужно жить, если ты мне не веришь.

– Да с чего ты взяла! Установили, что это ошибка. Как ты одна за это взялась, да еще сыщик каким-то жуликом оказался.

– Он не жулик. Просто его убили. Я думала, я справлюсь.

– Господи, надо было сказать! Да я и так тебе верю. Кому же мне верить, как не тебе? Ты меня с того света вытащила.

– Да ладно, – устало сказала Надя. – Я как раз целыми днями думаю: может, там не так плохо, на том свете? Хуже, чем мне сейчас, уж точно не будет. Я тебя потеряла.

– Что ты говоришь такое? Да вот он я! Звоню тебе. Хочешь, приеду?

– Раньше сказала бы: лучше я сама. А сейчас лежу, как доска неструганная.

– Скажи адрес, подъеду. Может, помогу.

– Ладно, если хочешь… Через сорок минут за тобой машина придет. Водитель позвонит от подъезда.

– Да неудобно как-то.

– Неудобно из-за чужих мужиков помирать. И еще трупы чужие разглядывать. Все остальное – нормально.

Когда Никита приехал в особняк Нади, в гостиной его встретила Стелла. Он вежливо поздоровался, а она обомлела от его красоты. Кажется, что-то проясняется… Никиту провели в комнату Нади. Она лежала на большой кровати – такая худая, скорбная и неухоженная, что все в ее внешности стало нелепым. Слишком большие руки, оттопыренные уши, крупный, обвисший нос. Никита не нашел, что сказать.

– Очень страшная? – с улыбкой спросила Надя. – Только не ври. Ты ж у нас от честности светишься.

– Я скажу тебе, как ты мне говорила: думай только о себе, ешь и заново учись двигаться.

– Спасибо, дорогой, – почти насмешливо сказала Надя, но подбородок у нее задрожал, и через минуту она уже заливалась слезами, целуя руки Никите, который пытался поправить под ней подушку.

Оля кричала. У нее начались схватки, но кричала она не от боли – от страха. Оттого, что скоро появится ребенок, а она не будет настолько владеть собой, чтобы помочь ему. У нее ничего нет: ни теплой воды, ни пеленок. Она не знает, как перерезают или перегрызают пуповину. Она может потерять сознание, и бедная кроха в первую минуту своей жизни будет брошена на произвол судьбы. И где этот подонок? Оля уже знает, что могла бы заставить его сделать хоть что-то. Он появился, когда отошли воды, а она почти ничего не видела из-за горючих слез.

– Началось, – прохрипела она. – Нужно как-то перерезать пуповину, проследить, чтобы ребенок не задохнулся. Принеси теплой воды и сухое, чистое белье. И теплый платок. Здесь нужна женщина.

– Хорошо, – сказал страшно побледневший Виктор. – Продержись минут десять-пятнадцать.

– Это от меня не зависит! – прокричала Оля. – Скажи, что ты собираешься сделать. Ты не убьешь ребенка? Если ты что-то задумал, я убью себя, но сначала вырву тебе сердце!

– Успокойся. Ты сказала: нужна женщина. Я приведу сюда мать, принесу теплую воду, тряпки…

Он поднялся в квартиру, налил в бак горячей воды. Вошел в комнату матери.

– Мама, – дотронулся он до ее руки. – Проснись. Надо встать.

– Я не сплю, – ответила мать. – Просто глаза закрываю. Что-то случилось?

– Да. Нужно роды принять. Женщина в погребе рожает.

Яркая вспышка в мозгу: мать словно воочию увидела безжизненное тело, завернутое в простыню, и ей захотелось умереть.

– Что ты еще натворил? – спросила она тихо и яростно.

– Я же сказал, мама. У меня в погребе рожает женщина. Я спрятал ее там от всех, потому что люблю.

– От любви женщина рожает в погребе? И мы не можем вызвать «Скорую»?

– Не можем. Замолчи, наконец, и вставай. Она умрет там.

Мать молча встала, взяла в шкафу какие-то вещи, Виктор поднял бак. Они без слов дошли до гаража. Мать, как и Оля, думала только об одном: убьет ли он ребенка. Похоже, женщину пожалеет.

Сергей Кольцов пришел вечером к родителям убитого мальчика.

– Извините, что без звонка. Я частный детектив. Занимаюсь одним делом. Помните, девушка из вашего дома пропала? Но меня интересует ход и вашего расследования, а конкретно вот что: известно ли, с кем общался Петя накануне убийства? Я посмотрел дело: там никаких свидетелей. Но мальчик не мог ни с кем не разговаривать.

– Мы сами никого найти не можем. Он каждый день во двор выходил. Каких-то особенных друзей у него не было, он не очень привязчивый был. Но какие-то компании всегда здесь толкутся! Спрашивали у разных: вроде в тот вечер никто его не видел.

– Но когда пришли с работы, он был дома?

– Да, как всегда.

– Странно. Может, и не выходил во двор?

– Выходил, – сказала мать. – Я звонила с работы – его не было дома.

– Ну что ж. Я оставлю вам свою карточку с телефоном. Не сочтите за труд позвонить, если узнаете что-то, быть может, для милиции и неважное. А я сейчас по вашему двору сам погуляю. Вдруг что-нибудь интересное услышу. Дело в том, что больно бесперспективные расследования ведутся здесь по разным преступлениям. Может, причины у этого есть.

В этот вечер Сергей посидел на разных скамеечках, наслушался подростковой чуши. Заметил, как развязывают ребячьи языки всякие вкусности. И решил совершить преступление: накупил разных баночек в ближайшей палатке и долго изображал бездельника то тут, то там. И ему повезло. В одной мальчишечьей компании паренек отреагировал на слово «милиция».

– Ой, – сказал он, – эти ментяры нас затаскали, когда Петьку Соколова убили. Видели – не видели. А он, когда в последний вечер с учительницей старой тут разговаривал, говорил, что милиции страшно боится. Мы и не раскололись. Если он чего-то боялся, то они и на нас чего хошь повесят!

– А о чем он с учительницей болтал-то? – осторожно спросил Сергей, не веря своим ушам.

– Да про Олю эту, которая пропала. Блондинка из их дома. Он что-то видел, а Вера Михайловна говорит: пойдем, мол, в милицию, расскажем. Так он так разорался! Ненавижу, говорит, ментов, ничего не скажу. И тут, представляешь, его грохнули. Мы сразу решили: о нем ни слова ни милиции, ни родителям. Вдруг он про банду какую-то знал? Теперь его нет, к нам охрану не приставят, так и нас всех положат.

– Башковитые вы ребята, – заключил Сергей.

Никита уснул в кресле у Надиной кровати, а проснулся ночью от странных звуков: то ли всхлипов, то ли стонов. Он зажег настольную лампу и увидел, как Надя, держась двумя руками за горло, пытается вздохнуть – и не может. Он вскочил, пошел по длинному коридору, наугад открыл одну из комнат. Это оказалась спальня Стеллы. Он сначала вошел, а потом постучал о косяк двери. Женщина сразу проснулась.