Сломанные крылья - Михайлова Евгения

Разбередила эта крыска Зина его душу. Надя, конечно, больное место. Из-за того, что она стала недоступной, он, похоже, здорово переоценил ее.

Марк походил по квартире и подумал: может, действительно съездить в клуб или напроситься на какую-нибудь загородную вечеринку? Представил себе жующих, пьющих, болтающих глупости друзей, таких же девиц, как Зина, только более ухоженных и наглых, и передумал. Почувствовал усталость и прилег на диван с пультом телевизора, попытался найти какие-нибудь новости. И вдруг застыл. По какому-то каналу показывали снимок похищенной девушки, из-за которой у Нади тогда случилась истерика. Стелла ему как-то шепнула, что это та девушка, из-за которой Никита пытался покончить жизнь самоубийством. Да они же говорят, что нашли ее! Показывают какого-то типа в наручниках, который ее похитил. Девушку нашли в погребе под его гаражом. Батюшки, она родила от этого насильника ребенка, с которым он неизвестно что сделал! Ничего себе. Марку жутко захотелось позвонить Наде, спросить, знает ли она новости. Конечно, нехороший поступок. Неизвестно, что там у них происходит. Он как будто злорадствует. То есть, конечно, нет, но они могут так подумать. Он не будет звонить. Просто заедет к Григорию с парой вопросов. И не покажет, что ему все известно.

У Волковых уже был накрыт для ужина стол.

– Давай сначала подкрепимся, – сразу предложил Марку Григорий. – А то ты сразу начнешь приставать с парой вопросов на весь вечер.

Стелла поставила для Марка приборы. И тут из своей комнаты вышли молодые. Рослые, статные, одетые для вечера. С лицами мучеников, на которых обрушилось небо.

– Вот и наши ребятки пришли покушать, – пророкотал Григорий. – А у нас гость. Марк, ты когда вообще последний раз за этим столом сидел? Я не помню.

Никита поздоровался, а Надя просто скользнула по Марку глазами, как по пустому стулу. Она его не заметила.

– Ну что, Виктор Николаевич, – начал допрос Слава. – Будем признаваться в убийстве женщины, которую вы держали в своем погребе до Ольги Волоховой? Будем помогать следствию? Или сначала устроить вам очную ставку с собственной матерью, которая собственными глазами видела, как вы выносите из гаража мертвое тело и кладете в машину?

– Повезло с мамашей, – оскалился Смирнов – Так она у меня не в себе. У любого спросите. Ни с кем не разговаривает, спит с открытыми глазами, не спит с закрытыми. Это не свидетель. Не в чем мне признаваться.

– Ну что ж. Будем искать. Ваша мать, она же пострадавшая по делу, очень наблюдательна на самом деле. Мы справимся. Где и почему вы убили школьника Петю Соколова?

– Это еще кто?

– Это мальчик, который разговаривал с Верой Михайловной до того, как ты и на нее напал. Согласно результатам экспертизы, оба нападения совершил один человек, по параметрам – такой, как ты. Более точные улики я предъявлю тебе и суду позже.

– Висяки, что ль, на меня цепляете?

– Выбирай выражения! Набрался терминологии! Объясняю доступно. Сейчас совершенно понятно, что это ты убил ребенка. Вторая жертва той же ночи тебя опознала и сейчас дает показания о том, что Петя Соколов видел, как ты увозил Олю Волохову в машине. Кстати, утопленную тобой машину мы выудили. Вполне возможно, что эксперты найдут в ней улики. И следующую, точно такую же, нашли. Ту, с номерами утопленной. Она тоже на подробном исследовании. Да и в последней, думаю, что-нибудь найдем. Понимаешь, убить или похитить человека, не оставив следов, невозможно. Мне еще раз повторять, что помощь следствию в какой-то мере учитывается судом?

– Я слышал эту байку.

Слава встал из-за стола, подошел к Смирнову и больно сжал его плечо.

– Где ребенок Ольги? Он жив?

– Я отказываюсь давать показания.

– Ну что ж, – Слава вернулся на свое место. – Сейчас пойдешь в камеру. Сиди там и благодари нас за то, что охраняем. Много получается желающих оторвать тебе голову.

Когда Виктора увели, Слава тяжело задумался. Улики уликами, экспертиза экспертизой, но, чтоб дело пошло, надо этого гада чем-то зацепить. Чем? Спрятался, как черепаха под панцирь. Он набрал телефон:

– Сережа, привет. Звоню после пустого допроса. Такое впечатление, что сам он на признание не пойдет, хоть режь его на кусочки. Понимаешь, мы все докажем, мертвую девушку найдем. Но живой ребенок – допустим, живой, – он может просто не дождаться, пока мы его вычислим. Столько вариантов.

– Да я сам только об этом и думаю.

– Что-то получается?

– Получается, что, кроме Оли, его никто сейчас не расшевелит, из отказа не выведет. Если он действительно пожалел ее ребенка, то это наш шанс.

– Пока слова. Она – свидетель обвинения. Он – злобный подонок. У него нет другой возможности ее мучить, чем та, которую он сам нашел. Молчать о ребенке.

– И все-таки надо думать. Мне кажется, она смогла бы его как-то обмануть, что ли. Кстати, информация по телику ничего не дала?

– Как всегда. Звонки от сочувствующих и мающихся без дела. Типа: «Вам не нужен помощник, чтобы яйца этой сволочи оторвать?»

– Да, мысль бьет фонтаном. Но ищем. Ищем, как иголку в стогу сена.

– Я тоже ищу. Буду звонить.

Вера Михайловна и Мария наконец дописали заявление о том, что охранник Смирнов напал на Веру Михайловну после того, как она сказала, что один школьник видел, как он увозил Олю. Заявление было подробным, содержало диалоги. Мария удивлялась и радовалась, что память учительницы не пострадала. Она сжала листки, исписанные неровным почерком, похожим на детский, и тяжело задумалась. Очнулась от тихого вопроса:

– Как Оля?

– Ничего, Вера Михайловна. Лучше. Но не очень хорошо. Такое пережить…

– Да. Никита с ней?

Мария хотела по привычке придумать что-то приятное, чтоб не расстраивать Веру Михайловну, но посмотрела на листки и передумала. Каким сильным человеком оказалась старая учительница! Мария уже давно с трудом сдерживается, чтобы не просить у нее совета, сочувствия. Она скажет все как есть:

– Никита, конечно, приходит. Он очень помог в задержании этого преступника, в освобождении Оли. Но он живет теперь в другом месте. Он женился. Знаете, в какую-то минуту он поверил, что Олю никогда не найдут.

– Кто жена?

– Очень богатая наследница.

– Маша, – Вера Михайловна выговаривала слова старательно, как ученица, – это не то, что у других. Никита не из-за богатства. Это сложно. Но он не мог забыть Олю.

– Он и не забыл. Как увидятся, у нее потом сердце разрывается. У него, может, тоже.

– Да. У него тоже. Я уверена. Маша, нельзя их попросить, чтобы они меня навестили?

– Ну как же! Оля давно просится. Я просто говорю, что у нас дела с этим опознанием, заявлением. Но теперь она обязательно придет. Не знаю только, захочет ли звонить Никите.

– Позвони ему сама. Или его маме. Я хочу их вместе увидеть. Я пойму, Маша.

– Я знаю, моя дорогая, – всхлипнула Мария.

Лена встретила на улице Олю и бросилась к ней. Они обнялись. Оля ласково погладила мать Никиты по щеке, а Лена долго ничего не могла сказать: губы дрожали, так потрясла ее эта встреча.

– Девочка ты моя, – наконец проговорила она. – Как же это все… Какой кошмар… Какое счастье, что ты вернулась.

– Да, вернулась, – просто сказала Оля.

– Послушай, милая, пойдем ко мне, посидим, чаю попьем. У меня пирожки с капустой есть. Так особенно не готовлю ничего. Я ведь одна живу, – она с тревогой посмотрела на Олю.

– Я знаю, – улыбнулась та. – Никита был у меня. И его жена. Я так благодарна ему за то, что он помогал меня освободить.

– Пойдем, – решительно взяла Лена Олю за локоть. – Дома поговорим.

Оля выпила чашку чаю, съела один пирожок, похвалила.

– Да ты ешь, ешь еще, пока свежие.

– Спасибо. Только, тетя Лена, давайте не будем говорить о том, что было. И о том, что есть, тоже. Я, наверное, отвыкла разговаривать.

– Помолчи, если хочешь. Отдыхай. Садись на диванчик, я стол придвину. Можешь даже вздремнуть. А можно, я кое-что скажу… То, что ты знать должна, что меня мучает. Знаешь, этот ужас, что с тобой произошел, всех нас перевернул.

Оля поколебалась, но все же ясно посмотрела Лене в глаза и ответила:

– Конечно, скажите. Раз я должна знать. Лена заговорила, не глядя Оле глаза. Она видела лишь, как тонкие пальчики девушки вдруг задрожали, как Оля плотно сжала руки. Лена говорила о том, как ее сын хотел умереть. Как она увидела его обескровленным, почти покидающим землю. Как тащила его обратно. Как учила ходить, глотать, говорить. Как он выздоровел, внешне стал совсем таким, как прежде, но жить без Оли не хотел. Он лишь дал матери слово, что больше не совершит греха против себя и преступления против нее. Она рассказала, как появилась Надя. Как помогала, как вызвалась Олю искать, а потом исчезла. Оказалось, что она тяжело больна. Ей нужен был Никита. И он решился.