Перед заморозками - Манкелль Хеннинг

Он чувствовал ее напряжение, но все равно не ожидал, что она на него закричит.

— Я слышала голос Зебры, она здесь, в каком-то погребе. Это она кричала. Она ничего плохого не сделала!

— Ты знаешь, что она сделала. Ты сама мне рассказала.

— Я теперь жалею.

— Тот, кто совершает страшный грех, убивает другого человека, должен понести наказание. Есть только одна справедливость. Об этом написано в Библии.

— Зебра никого не убивала. Ей было только пятнадцать лет! Как она могла родить ребенка?

— Ей не следовало поддаваться соблазну.

Нет, он ее не успокоил. Его душило нетерпение. Это Генриетта. Она слишком похожа на нее, она унаследовала все ее слабости.

Он решил надавить на нее. Она поняла все, что он сказал в своей проповеди. Теперь он должен дать ей выбор. Ничто не происходит просто так. Тем более — тревога, что он испытывал, когда думал о другой ее подруге, дочери полицейского. Теперь это дает ему право испытать ее силу, ее способность принимать решения, ее готовность совершить поступок, которого он всей душой от нее ожидал.

— С Зеброй ничего не случится, — сказал он.

— Что она делает у тебя в подвале?

— Ждет твоего решения.

Он видел, что она растерялась. Он мысленно возблагодарил провидение, надоумившее его в свое время изучать военную теорию. Живя в Кливленде, он внимательно читал книги по военной истории и понял, что стратегию и тактику военных действий не мешает знать даже проповеднику. Вот и сейчас, в разговоре с дочерью, он умудрился перейти от нейтралитета, даже от обороны к молниеносной атаке. Теперь уже она в осаде — оказывается, вовсе не он, а она должна решить судьбу этой девицы.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я боюсь.

Анна вдруг горько заплакала, все ее тело сотрясалось от рыданий. Он почувствовал, что у него тоже встал комок в горле. Он вдруг вспомнил, как он утешал ее, когда она была маленькой. Но он подавил эту слабость и приказал ей перестать.

— Чего ты боишься?

— Тебя.

— Ты знаешь, что я люблю тебя. И Зебру я люблю. Я пришел, чтобы заложить основы божественной любви во всем мире.

Она опять закричала:

— Ты как будто не слышишь, что я говорю!

Он не успел ответить, как из подвала снова послышался крик о помощи. Анна вскочила и закричала: «Я здесь!» — и помчалась к двери. Но он успел ее перехватить. Она попыталась вырваться, но он был сильнее — сказались годы упорных физических тренировок. Она не хотела уступать. Тогда он ударил ее. Открытой ладонью, но очень сильно. Потом еще раз. Третий удар свалил ее. Из носа текла кровь. Тургейр осторожно приоткрыл дверь. Эрик показал ему знаком, чтобы он спустился в подвал. Тот понял и удалился. А Эрик поднял Анну и подтащил ее к стулу. Положил руку на лоб — пульс частый. Он отвернулся и украдкой пощупал свой пульс. Чуть учащен, но это заметно только ему одному. Он сел и стал ждать. Скоро она сломается. Это ее последние редуты, и сейчас они падут. Он ждал.

— Я не хочу тебя бить, — сказал он наконец. — Я только выполняю свой долг. Мы объявили войну пустоте. Войну, в которой не всегда есть место мягкосердечию. Люди вокруг меня готовы принести себя в жертву. И мне тоже, возможно, придется пожертвовать собой.

Она молчала.

— Ничего с Зеброй не случится. Но в жизни ничего не дается даром, все имеет свою цену.

Она поглядела на него. Во взгляде ее читалась странная смесь покорности и гнева. Кровь больше не текла. Он объяснил ей, что она должна делать. Она слушала его, и глаза ее открывались все шире. Он пересел на стул рядом с ней. Она вздрогнула, когда он погладил ее по руке, но руку не убрала.

— Я оставляю тебя на час. Я не запираю двери, не закрываю окна, никого не прошу тебя охранять. Подумай над тем, что я сказал. Если ты доверишь сердце свое и мысли твои Господу, то, безусловно, Примешь правильное решение. И не забудь, что я люблю тебя.

Она, возможно, хочет выиграть время, подумал он. И это ей тоже придется усвоить — есть только одно время, и оно принадлежит Господу. Только Он определяет, сколько будет длиться минута. Он поднялся, прикоснулся к ее лбу, начертал на нем невидимый крест и беззвучно покинул веранду.

Тургейр ждал его в коридоре.

— Достаточно было мне показаться, чтобы она заткнулась, — сказал он. — Больше не будет орать.

Они прошли садом и остановились около сарая, где хранились рыболовные принадлежности.