Перед заморозками - Манкелль Хеннинг

— Последнее время — я поняла так, что в последние несколько месяцев. А насчет того, что дышали ненавистью — он все время только и говорил о Судном Дне, о кризисе христианства, безбожии и страшном наказании, которое постигнет всех грешников. Ему уже делали замечания — и община в Гентофте, и епископ. Но он продолжал свое.

— Надеюсь, ты спросила самое важное?

Линда не поняла, что он имеет в виду. Но когда Ани-Бритт ответила, она почувствовала себя дурой.

— Его точка зрения на аборты? Я его спросила напрямую.

— И что он ответил?

— Ничего. Сказал, что не хочет со мной разговаривать. Но в своих проповедях он не раз говорил, что аборт — страшное преступление, а за страшное преступление полагается страшное наказание.

Она коротко изложила свои выводы: пастор Ульрик Ларсен каким-то образом замешан в происходящем. Но в чем и как? На это ответа пока нет.

Она села. Открылась дверь, и вошел Нюберг.

— Теолог пришел.

Линда огляделась — похоже, никто, кроме ее отца, не понял, о ком идет речь.

— Давай его сюда.

Нюберг скрылся. Курт Валландер пояснил:

— Мы с Нюбергом все пытались понять, что там такое понаписано в этой Библии, найденной в избушке на курьих ножках, где убили Биргитту Медберг. И не поняли. Кто-то вписывал в текст поправки, прежде всего в Откровение Иоанна, Послание к Римлянам и в отдельные места Ветхого Завета. Но что это за поправки, о чем они говорят? Есть ли в них какая-то система? Мы поговорили со Стокгольмом, но у них нет экспертов в этой области. Тогда мы обратились в теологический институт при Лундском университете. Доцент Ханке обещает нам помочь — встречайте!

Доцент Ханке, ко всеобщему удивлению, оказался красивой женщиной с длинными светлыми волосами, в черных кожаных брюках и свитере с глубоким вырезом. Линда заметила, как встрепенулся отец. Он вышел из-за стола, пожал ей руку и указал на специально поставленный стул рядом с Лизой Хольгерссон.

— Меня зовут София Ханке, — сказала она. — Я доцент, моя докторская диссертация посвящена изменению христианской парадигмы в Швеции после Второй мировой войны.

Она открыл портфель и достала Библию — ту самую.

— Необыкновенно увлекательно, — сказала она. — Пришлось читать с сильной лупой, но я расшифровала все записи. Прежде всего я хочу сказать, что писал один и тот же человек. И даже дело не в почерке — если вообще можно говорить о почерке, когда такие мелкие буквы, нет, главное — содержание. Я, конечно, не могу сказать, кто это писал и зачем. Но в этих записях есть система, или, вернее сказать, логика.

Она открыла блокнот и продолжила:

— Я приведу пример, чтобы лучше объяснить, о чем я говорю, что я по этому поводу думаю и вообще, что это все собой представляет. Седьмая глава Послания к Римлянам апостола Павла. — Она прервалась и оглядела комнату. — Кто из вас хорошо знаком с библейскими текстами? Вы же не проходили это в полицейском училище?

Все смущенно покачали головами, а Нюберг неожиданно заявил:

— Я каждый вечер читаю отрывок из Библии. Чтобы быстрей уснуть.

Все заулыбались, а София Ханке засмеялась — ей очень понравился комментарий Нюберга.

— И я могу это понять, — сказала она. — Да и спросила я больше из любопытства. В седьмой главе, где речь идет о склонности человека к греху, говорится: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю». Между строками писавший меняет местами добро и зло: «Злое, которого хочу, делаю, а доброго, которого не хочу, не делаю». Все поставлено с ног на голову. Один из основополагающих тезисов христианства — человек стремится к добру, но по каким-то причинам всегда находит причины сделать зло. Но измененный текст говорит, что люди даже и не хотят делать добро. Есть и другие похожие записи. Пишущий все время меняет местами посылки и выводы, ищет новый смысл. Легче всего, разумеется, склониться к мысли, что это сумасшедший. Полно историй, и часть из них наверняка правдивы, о людях, долгое время находящихся в психиатрических учреждениях, которые все свое время посвящают сочинению новых библейских книг. Но в нашем случае мне не кажется, что он сумасшедший. Во всех его записях присутствует некая, я бы даже сказала напряженная, логика. Можно думать о том, что этот человек ищет в Библии какой-то доселе скрытый смысл, что-то зашифрованное, то, чего нет в словах. Он — или, может быть, она — ищет между слов. Таково мое мнение.