Стикс - Андреева Наталья

Он уже несколько минут очень внимательно смотрел на пачку «Данхилла». Это было такое же знакомое, как Горетовка. Это было в его жизни раньше, без всякого сомнения, было.

— Да-да, — сказал он рассеянно, потом взял пачку, машинально снял прозрачную обертку, распечатал, открыл.

То, что он сделал дальше, произвело на присутствующих в кабинете сильное впечатление. Следователь Иван Александрович Мукаев вдруг легким щелчком вытолкнул из пачки сигарету «Данхилл», взял со стола зажигалку Свистунова, красиво прикурил, сделал всем корпусом изящнейший разворот, точно и бесшумно опустился в кресло, обтянутое искусственной кожей, закинул ногу на ногу, затянулся и улыбнулся очень довольно. В полном молчании сидел и курил в кресле несколько минут, покачивая носком ботинка, блаженно и бессмысленно улыбался. Это было его. Сигареты, жесты, ощущения. Только носки, выглядывающие из-под брюк, какие-то блеклые. Совершенно не те носки.

Друг детства Руслан Свистунов вдруг подошел со спины, положив руки на его плечи, надавил очень сильно и требовательно: сиди, так и сиди. Потом нагнулся к самому уху и тихо, одними губами, прошептал:

— Ты кто? А? Скажи: ты кто?

Он затянулся еще раз и ровным, спокойным голосом ответил:

— Я следователь Иван Александрович Мукаев тридцати пяти лет, проживаю с женой Зоей и двумя детьми по адресу…

И Свистунов вдруг дико засмеялся:

— Это шутка?! Да?! Шутка?! Ха-ха! Ну, ты даешь! Шутка, да? Мацевич, это же шутка! Поди всем расскажи, что это шутка! Ха-ха! Весело! Ха-ха!

Он тоже улыбнулся, потушил сигарету, поднялся с кресла.

— Мацевич, выйдем на пять минут, — позвал Алешу Свистунов. Потом обернулся: — Сейчас приду, и мы с тобой договорим.

Когда эти двое вышли, он, с потушенной сигаретой в руке, подошел к большому старому зеркалу, висевшему на одной из стен кабинета. Зачем-то ему раньше было нужно это зеркало. Быть может, так нравилось собственное лицо? Надо бы спросить, когда повесили, и он ли об этом попросил. Было такое чувство, что перед зеркалом он часто отрабатывал такие вот изящные движения, как разворот корпуса и точное приземление в кресло.

С лицом все было в полном порядке. Но костюм сидел как-то не так. Он понял, что это плохой костюм, дешевый. Уже не с чужого плеча, с размером и ростом все в полном порядке, но все равно одежда не его. Так же как того, кто должен был передать ключи от «Мерседеса», он беспомощно поискал глазами человека, который должен был позаботиться о его хорошем костюме. Ни по ту сторону зеркала, ни по эту человека, которого он хотел увидеть, не было.

Что же такое с ним происходит?! Раздвоение личности?! Была, точно была она раньше, какая-то другая жизнь. Теперь один Иван Мукаев полностью исчез, другой остался. Тот, что курил «Данхилл», ездил на черном «Мерседесе», играл по ночам в рулетку и носил дорогой, хороший костюм. Что это был за человек и откуда у него были на это деньги?

— Ванечка, ты здесь?

Она заглянула в кабинет, улыбнулась ярким ртом, засияли цвета волны морской глаза, аромат духов расправился мигом и с сизым облачком «Данхилла», и со стойким запахом слежавшихся от долгого хранения бумаг. Оттеснил, восторжествовал, приблизился к самому носу:

— Здравствуй, Ванечка!

— Ты?! Откуда?!

— Вообще-то я здесь работаю, — Леся кокетливо повела плечиком, показала ему всю свою стройную, обтянутую трикотажем фигурку, — секретарем.

— Тебя Варивэл зовет, — шутливое прозвище Цыпина Леся произносила слитно и почему-то заменяя «э» на «а».

— Да. Иду.

Тот же холодок, что и при первой встрече с прокурором. Да что ж это такое? Чего он так боится? Цыпин был с ним ласков, сказал, что чуть ли не отца родного заменил десять лет тому назад, пестовал, лелеял. Откуда же этот страх и неприязнь?

Прижавшись к нему в дверях грудью, Леся в самое ухо шепнула горячо:

— Когда?

— Что? — Он думал только о Цыпине.

— Брось. Когда придешь?

— После.

— Да? — Она отстранилась, но схватила его за руку, не давая открыть дверь: — А говорят, вы с Зоей под ручку по городу ходите, словно два голубка? Так?

— Когда ходим?

— Да все уж знают, — прошипела Леся. Скользко, гадко, словно змея. Шелковая, красивая, юркая змейка. Обтянутая, словно змеиной кожей, блестящим черным трикотажем. — Да что ж ты, Ванечка, так вдруг переменился?

Он вспомнил о «Мерседесе», о «Данхилле». Если он и вел другую, красивую жизнь, то, должно быть, с ней, с Лесей. А с кем еще? Красивая женщина и, без сомнения, дорогая. Наверное, он тратил на нее очень много денег. Леся должна все знать.