Стикс - Андреева Наталья

— Старая уже. Стесняюсь. И плаваю, как лягушка.

— Да? А у меня, кажется, великолепный кроль! Смотри!

Он разбежался, бултыхнулся с берега в воду, почувствовал, как она оглушила, ударив по барабанным перепонкам, рванулся, вынырнул метрах в четырех от берега, поплыл размашисто, широко.

— Папа плывет, папа! — восторженно закричали с берега Головешки. — Ух ты! Смотрите, это наш папа!

Он чувствовал, что постепенно наберет ее, отличную физическую форму. Малышня на берегу визжит от восторга. В самом деле, кроль у него красивый. Роскошный кроль. Пусть девчонки гордятся тем, какой у них отец. Хорошо!

Когда вылез на берег, Зоя улыбалась. Сказала:

— А плавать ты стал совсем по-другому.

— А раньше как плавал? — поинтересовался он.

— Всегда хорошо, быстро, но не так красиво. Да я и видела-то всего пару раз, — стала вдруг оправдываться она. — Может, и так плавал. Ты на речку со мной не ходил, стеснялся, все говорил, что фигура у меня некрасивая.

— Бред какой! Из-за этого с женой на речку не ходить? Извини, я не имел в виду твою фигуру.

— Я некрасивая, — вдруг всхлипнула она. — Не пара тебе.

— Зоя, перестань! Ну, хватит же! Зоя! Дети смотрят. Ну, все, все.

И он, нагнувшись, поцеловал ее по очереди в оба глаза: один раз в карий, другой раз в голубой. Почувствовал вдруг, что в душе уже совсем другое. Нет, уже не «жалко, что ли?». Еще не любовь, но какая-то смутная, непонятная тревога. Предчувствие любви. «Где я был все эти годы? — подумал он. — Ведь как хорошо, спокойно. В душе тишина и полное равновесие. Как будто раньше она раскачивалась на двух чашах, между «хорошо» и «плохо», а теперь вдруг нашла эту единственную точку покоя и опоры и замерла. Надолго ли?» Пузырь внутри дремал или, может, исчез вовсе? Нельзя ему оттуда, никак нельзя.

— Твои родители не будут волноваться? — спросил он Зою.

И она опять не смогла сдержать удивленный взгляд: «Кто ты теперь? Кто?» А ведь он говорил такие простые, естественные вещи. Отчего же раньше никогда их не говорил?

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

Ночь

Все счастливые дни похожи один на другой, тут уж ничего не поделаешь. Это горе разное, и причины его каждый раз разные. То денег нет, то здоровья, то просто тоска забирает оттого, что горя впереди больше, чем счастья. А что счастье? Это когда все есть, а этого всего не может быть ни больше, ни меньше. Каждый раз одинаково.

Этот день он тоже занес в актив, обдумав все его события ночью, в постели. События мелкие, незначительные: звонкий смех Головешек, тихую улыбку Зои, тайные, счастливые взгляды тещи, молчаливое одобрение тестя. Это была его Семья, люди, которые приняли его в свой круг, за свой стол, люди, которым он был обязан редкими минутами покоя и простой человеческой радости — вещам обыденным и всем понятным.

Он чувствовал, что вечер седьмого дня — закат его душевного равновесия. Завтра будет день восьмой, день тяжелый, и не потому, что понедельник, а потому что придется решать важную для себя проблему: сажать Игната Хайкина или не сажать. Ведь мог Игнат убить. И ту женщину, что нашли восемнадцать лет назад в Горетовке, и кума, и своего соседа. И мог не помнить, как убил всех остальных. Психиатрическая экспертиза, которую до сих пор почему-то еще не проводили, наверняка определит отклонения от нормы. Этот Хайкин, без всякого сомнения, человек больной.

«Убивец», — вспомнил он хриплый шепот подозреваемого и руку, тянущуюся к тяжелому дыроколу. И в этот момент вошел Руслан. И Хайкин сразу сжался.

Впервые прозвенел в душе звоночек. Хайкин боится Руслана. Его, следователя Мукаева, слишком долго не было. И с подозреваемым работал капитан Свистунов. «Ну, да ты, Игнат, все уже знаешь», — вот как работал.

— Ваня, ты почему не спишь?

Они лежали в постели, Зоя физически устала и, кажется, была очень счастлива. И то и другое расслабило ее, разморило. Но заснуть раньше, чем он, Зоя все равно не могла.

— Думаю, — ответил он не очень охотно.

— О чем?

— Есть одна женщина…

— Женщина? — Зоя мгновенно приподнялась на локте. — Какая женщина?

— Ее зовут Лора. Лариса. Я никогда тебе о ней не говорил?

— Лора? Может быть, Леся?

— Значит, о Лесе ты знала.

— Весь город знал.

— А о Лоре? О той, что живет в Нахаловке, в частном особняке?

— Вот, значит, какие они были, твои ночные засады, — грустно сказала Зоя. — А я думала, ты, когда домой не являлся, у Леси ночевал. А была, оказывается, еще и Лора.