Стикс - Андреева Наталья

— Славик и наркотики? Сложный препарат, точный состав которого даже невозможно определить?

— А что? Очень может быть!

— Я только одного не понимаю. Неужели так трудно найти подпольный завод по производству водки? Ведь привозят же сюда акцизные марки, деньги.

— Вот здесь ты в самую точку попал. Да. Привозят. Но сюда ли? Помнишь, что тебе в психушке говорили? А ведь я туда наведывался.

— Что говорили?

— Твой случай — не единичный. Я так думаю, что это они курьеров убирали. Тех, что перевозили деньги и акцизные марки. Поработает человек несколько месяцев курьером — и его опаивают тем же зельем, что и тебя.

— Зачем?

— Зачем, зачем! Чтоб память отшибло. Чтоб не сказал, от кого везет, кому везет. Что они помнят? Один железнодорожный вокзал, другой машину, третий чемодан с какими-то цветными бумажками.

— Акцизные марки?

— Именно. Потому что за всем этим делом стоит один человек — Хозяин. И делиться он, судя по всему, ни с кем не хочет. Даже с местной крутизной. Потому все так тайно. А между прочим, объявляется теперь и пиво, разбавленное шампунем, и вина поддельные, и ликеры. Спирт с сиропом мешают. Соображаешь?

— И все делают здесь?

— Вряд ли. Должно быть, по всей области. Это, Ваня, размах. Но нас с тобой сейчас интересует конкретно наш маленький городок и наш маленький заводик. Ну, вспомнил что-нибудь?

— Не знаю.

— А может, Славик за всем этим стоит? Надо бы проверить. Недаром же ты возле его бабы неделю крутился. Помню я твои методы. Или у вас была любовь?

— Я не помню эту женщину, — тоскливо повторил он. — Ну, не помню. Подиум помню, нытье это бесконечное помню, тряпки красивые, но глупые. А лица нет.

— Я бы тебе посоветовал позвонить этой Лоре, — осторожно сказал Руслан.

— Да-да. Обязательно.

Они замолчали оба. Свистунов полез в карман за сигаретами, задержался на секунду, прикурил. Он же невольно отвернулся, чтобы не смешивать с запахом «Явы» пьянящие ароматы цветущего кустарника. Жить-то, оказывается, хорошо. Жить надо. Улыбнулся невольно, вспомнил женщину с белыми волосами в окне второго этажа. Кто ее знает? Может, она умница необыкновенная, может, чуткая, добрая, милая. Может, он был влюблен до одурения, глупо влюблен, романтически, когда ночью лазил к ней в окно?

— Почему улыбаешься? — спросил Свистунов.

— Не знаю. Люблю.

— Кого?

— Жизнь. Жизнь люблю. Сколько красивого вокруг! Такое ощущение, что я проснулся. Весна.

— Лето, Ваня. Уже лето. Ты что в выходные-то делать будешь?

— Завтра? К детям с Зоей поеду.

Свистунов снова помолчал немного. Затянулся сигаретой, глубоко вздохнул:

— Знаешь, что я думаю? Совсем другие люди с того света возвращаются. Ты вот, говорят, бегать по утрам начал. Не перебивай, не надо. Я знаю, что начал. А отчего? Жить захотелось? Что ж раньше не жилось? Вечно тебя дергало в разные стороны. Говорил, что правду ищешь. Но правда твоя была какая-то странная. Для других одна, для себя другая. Тебе можно все, другим ничего нельзя. Я к тому, что такой ты мне нравишься больше. Хоть и на Славика этого с кулаками не полез. Но в тебе что-то человеческое появилось. Факт. И ты меня держишь этим просто-таки за глотку. — Руслан вдруг стиснул двумя руками горло, показал: — Во. Понял, как держишь?

— Я?

— Но если, Ваня, ты прикидываешься, если с памятью твоей все в порядке, то мстя моя будет ужасна. — Свистунов неестественно рассмеялся, подмигнул. — Понял?

— А с чего ты взял, что я тебя боюсь? С того, что Славику морду бить не полез? Так это не от слабости, а от силы. Я не только сильнее, я еще и умнее. Если это Славик мне амнезию организовал, будь спокоен: получит свое Славик. Покойник он, если это сделал. Но я не верю, что все это было из-за бабы. Не хочу верить. Я дело в своей жизни делал? Понял ты? Дело.

— Ну-ну, — покачал головой Свистунов. — Что я могу сказать? Молодец, Иван Мукаев. Молодец.

ДЕНЬ ШЕСТОЙ

Утро

Он потянулся сладко, посмотрел на часы: половина восьмого. А можно еще лежать и лежать, суббота ведь: выходной. Но нет, надо бы встать, пробежаться. Будни, выходные — все едино. День шестой, и точка. Покосился на Зою, улыбнулся невольно, вспомнив вчерашний вечер: что это с ней? Медовый месяц в середине жизни? Бедная женщина, до чего он ее довел! А точно он? Нет, это словно был какой-то другой человек. Потому что он-то теперь понимает: нельзя обращаться пренебрежительно с любовью кого-то к себе, пусть даже любовь эта кажется и глупой, и ненужной. Но когда все в жизни рушится, она единственное, за что можно хоть как-то зацепиться. Любовь и семья.