Иногда полезно иметь плохую память - Малышева Анна

Но где же этот болван?"

Болван обнаружился в кабинете отца. Он лежал ничком на диване и плакал. Юлька, вошедшая в кабинет с твердым намерением проститься с ним навсегда, сразу переменила решение.

— А это еще что такое? — грубо спросила она. — Совесть замучила?

Женя не ответил ей, только еще глубже зарылся лицом в скомканный плед.

— Значит, это я должна тебя утешать? — возмутилась Юлька. — Ничего себе! Спасибо этому дому, пойдем к другому. Пирог был восхитителен. А ты сам просто омерзителен. Все!

Пока!

Однако, высказавшись столь решительно, она вовсе не поторопилась уйти. Что-то мешало ей — и это «что-то» было очень похоже на обыкновенное любопытство.

— Что ты, собственно, плачешь? — спросила она, злясь на себя за нерешительность. «Подойти, дать ему по глупой башке и никогда больше его не видеть, — уговаривала она себя. — Ведь он меня оскорбил. Что я с ним церемонюсь». Но уйти она не могла.

— Юля, прости… — глухо проговорил Женя, не поднимая лица от подушки.

— ? — Что ты там бормочешь, ничего не слышно.

— Прости меня. — Он перевернулся и посмотрел на нее заплаканными, какими-то детскими глазами.

— Ну вот, — вздохнула Юлька. — Ты что же думаешь: сказал «прости» — и дело в шляпе?

Скажи мне, пожалуйста, что на тебя нашло?

— Я думаю, что я.., тряпка.

— Тряпка? — изумилась Юлька. — Ну, вел ты себя скорее как дубина.

— Юля, я не хотел…

— Ладно, помолчи. Ты, кажется, не в состоянии ничего вразумительного сказать. Ничего толкового. Бормочешь всякую чушь.

Юлька посмотрела на него. Растрепанный, заплаканный, жалкий… Совсем не похож на насильника. Она почти чувствовала к нему жалость.

— Юля, пойми! — Он несколько оживился. — Ведь это только потому, что я тебя люблю. Ну да, я поступил очень грубо. Очень глупо. Я, наверное, все испортил?

— А ты как думаешь? — Юлька уперла руки в бока и вызывающе посмотрела на него. — Может, какая-нибудь другая девица и сомлела бы от восторга. Но не я. Я, знаешь, имела какое-то иное представление о любви.

Женя, не находя слов, стукнул кулаком по дивану.

— Ну вот, ты опять бесишься, — отчитывала его Юлька. На миг вся эта ситуация показалась ей невероятно смешной: пострадавшая объясняет насильнику основы морали, а насильник рыдает и кивает повинной головой.

— Юля, стань на мое место. Я просто… Ну… разозлился, что ли. Я тебе сто раз объяснял, что люблю тебя, а ты не сказала ничего определенного. Неужели я совсем, совсем тебя не интересую? Но почему же ты тогда встречаешься со мной, почему меня дразнишь?

— Я тебя дразню? — поразилась Юлька. — Знаешь, ты очень странный. По-моему, я тебя не дразнила. По-моему, я вообще не умею дразнить мужчин. В том смысле, в каком ты это сказал.

— Еще как умеешь.

Женя оторвался наконец от пледа и сел на диване. Юлька тотчас же отступила к дверям комнаты.

— Ну вот, теперь ты меня боишься, — пробормотал он. — Вот все, чего я добился. А я думал… Я думал, что сегодня вечером ты что-то решишь, наконец.

— Ну нет. Муж-маньяк! Я, пожалуй, воздержусь.

— Я же попросил прощения.

— Значит, выполнил свой моральный долг.

На этом мы успокаиваемся — и снова предлагаем руку и сердце?

— Да, представь себе. — Женя пригладил волосы, не глядя на нее. — Я не успокоюсь, пока ты не скажешь «да». Уж это я тебе обещаю — Зла на: тебя не хватает, — беспомощно протянула Юлька. — Что ты уперся с этим браком? Что, изнасилование тоже было совершено в этих целях? Не смей добиваться от меня ответа такими выходками. Даже если я забеременею, слышишь, даже если у меня живот полезет на нос — я не выйду за тебя, пока сама этого не захочу. Все! Точка!

Он молчал. Юлька, довольная собой, прошлась по кабинету, заглянула во все шкафы, внимательно рассмотрела предметы на письменном столе. Злость куда-то испарилась, да она и не умела долго злиться. «В конце концов, он, может быть, и прав… — думала она. — Может, я правда его дразнила… Кто их знает, этих мужчин…»

— Что это? — Юлька взяла в руки и показала Жене чеканную вазочку из почерневшего металла.

— Это по наследству досталось. От дедушки. Фамильное серебро, так сказать.

— Ay нас нет фамильного серебра, — вздохнула Юлька. — И вообще нет ничего фамильного. Только фамилия. Кстати, у меня совсем другая фамилия, не такая, как у матери.

Она сделала паузу, глядя на него. Видя, что он не понимает, решила прояснить намек:

— Женечка, ты хоть помнишь наш первый разговор по телефону? Помнишь, что ты мне сказал, будто нашел мой телефон в справочном, по моей фамилии? Так вот, наш телефон записан на мать. А она — Воробьева, понимаешь? Не Краевская, как я.

В комнате было темновато, но ей показалось, что он побледнел. На миг воцарилось молчание, потом Женя с шумом выдохнул воздух.

— Прокол, — сознался он. — Я дурак.

— О, это я уже поняла! — успокоила его Юлька. — Скажи, пожалуйста, кто дал тебе мой номер телефона?

— К-кто? — заикнулся Женя. — Не помню.

Я попросил кого-то… Кажется, парня какого-то.

— Ладно, — вздохнула Юлька. — Пусть парня. А зачем ты мне соврал?

— Стыдно было, — тут же признался Женя. — Я не решался попросить телефон у тебя…

Боялся.

— Странное у тебя чувство стыда, — усмехнулась Юлька. — Телефон попросить он боится, а изнасиловать…

— Ох, сколько можно напоминать, — со стоном вздохнул он. — Ну прости меня, прости! Ну побей, если хочешь!

— Не хочу уже, — мрачно сказала Юлька. — Ничего от тебя не хочу.

Она отвернулась и сделала вид, что продолжает рассматривать стол. Письменный прибор, с виду старинный. Фотографии в серебряных рамочках, серебряные подсвечники.

— Все-то у вас старинное, как я погляжу…

— Отец говорит: антиквариат — лучшее вложение капитала. Мать сердится, но он все равно тащит в дом всякие штучки.

Юлька тем временем раздумывала, кем мог быть тот парень, который дал ее телефон Жене. "Гарик? Сергей? Больше некому. Не Макс же, в самом деле… Гарик, если и дал, теперь не признается… Да и какая разница, в самом деле… Кольцо, кольцо! Это, конечно, кольцо. Ведь я не падаю, а сегодня могла бы как раз упасть, раз я такая впечатлительная.

Покойника вижу — не падаю, насилуют меня — не падаю. Правда, там падать было уже некуда… Но кольца-то я не видела. Итак, вперед!"

И она, не оборачиваясь, спросила как можно более естественным тоном:

— А кольцо, которое ты носишь, — тоже антиквариат?

— Кольцо? — Он так и замер. — Которое?

— Господи, у тебя их что — тысяча?

— Нет, только три… А, ты об этом, с изумрудом?

— Ну да, кажется, это изумруд. А два остальных?

— Те дешевые, я сам покупал… Мать говорит — вульгарно, а мне нравится.

— Мне тоже, — как можно небрежнее сказала Юлька. — Значит, вон то, с изумрудом.

Оно тоже старинное?

— Да нет. — Женя равнодушно пожал плечами. — Отец говорил, ему какой-то друг подарил. Давным-давно.

— Давным-давно? — Юлька с трудом поборола охватившее ее волнение. — Очень давно?

— Ну, лет двадцать назад — точно.

"Мне что же, два года было, когда я его видела? — про себя ужаснулась Юлька. — Тогда ни за что не вспомню… А что я чепуху несу.

Могла я его видеть и в пять лет, и в шесть…

Главное — кольцо-то старое".

— А почему он сам его не носит?

— Не знаю. — Женя задумался. — Так, валялось оно у него. Я и попросил поносить. Он сказал: «Если нравится — возьми себе». А что, тебя это как-то волнует?

— Кто сказал, что волнует? — возмутилась Юлька. — Надо же о чем-то говорить. Просто обратила внимание, что кольца у тебя на руке нет. Уж руку-то твою я сегодня прекрасно рассмотрела. Тогда…

Она не обманулась в своих предчувствиях — Женя тотчас же переключился на другую тему.

— Юля, ты сможешь меня простить?

— Смогу, Смогу, — раздраженно бросила она. — Опять заныл. Только не делай больше этого. Понял меня? И вообще, уже поздно. Я поеду домой.

— Я тебя отвезу.

— Нет уж. — Юлька вздернула плечи. — Я ухожу ножками, привет мамочке!

Она решительным шагом направилась в коридор. Женя рысью помчался за ней. На пороге она обернулась.

— Скажи мне только одно, — попросила она, — почему ты плакал?

Он помолчал и потом тихо ответил:

— Потому что я чувствовал себя дураком.

— Ладно. — Она переступила порог. — Пока. Не трогай меня. Не двигайся с места.

— Я позвоню тебе! — крикнул он, выходя за ней на площадку. — Завтра, Юля!

Она не ответила ему, сбегая по лестнице.

Как пробка из бутылки, выскочила во двор и торопливо вышла на улицу. "Какой дурацкий вечер, — думала она, идя по направлению к метро. — Дурацкий, испорченный вечер… Вот тебе и невеста! Знала бы мама! Но маме ни слова.

А кому сказать? Максу? Стыдно. О таком не рассказывают. Придется гордо молчать…"

Она дошла до Пушкинской площади. «Вот тут, рядом, в Соляном переулке… Совсем рядом с домом Жени. Конечно, никакого трупа там больше нет. Давно забрали. Интересно, нашли убийцу или нет? Мне никогда не узнать. Не приду же я туда, в самом деле, не буду спрашивать…» И тут Юлька поняла, что больше всего на свете ей сейчас хочется пойти в Соляной переулок и снова увидеть тот дом. "Говорят, убийцу потом тянет на место преступления, — думала она. — Куда это я иду? Неужели туда?