Иногда полезно иметь плохую память - Малышева Анна

— Бред свинячий, — решительно сказала Юлька. — Объясни по-человечески.

— Ты сейчас оскорбила сразу двоих, — мягко заметил ей Макс. — Меня и, в моем лице, Фрейда. Но ты дикая девица, к тому же еще и изнасилованная, так что я на тебя не обижаюсь.

А по-человечески это можно объяснить так: такие люди молчат-молчат, воды не замутят, а потом разом дают выход своим страстям. Это, кстати, быстро разрушает личность. Твой Женя — тоже больной.

— А кто еще больной?

— Да ты! Про кольцо-то забыла?

— Представь, не забыла! Не до того мне было, но я вспомнила, что ты меня запинаешь, если я ничего не узнаю… Его фамилия действительно Ручников.

— Что и требовалось доказать.

— А кольцо это лет двадцать назад кто-то подарил его папаше.

— Так-так, — бормотал Макс. — Значит, мы не ошиблись… Лет двадцать назад это кольцо оказалось у них, и ты свободно могла его увидеть. Именно это кольцо… Слава богу, оно не отштамповано год назад. А то бы я просто рехнулся.

Юлька задумчиво смотрела на него:

— А знаешься, по-моему, сделала одну глупость. Я Жене сказала, что фамилия моей матери вовсе не Краевская… Помнишь ту идиотскую историю про мой номер телефона? Вот я и решила его поддразнить. Что на меня нашло — не знаю. Правда, тогда я еще не нашла зажигалку. Да и вообще — не боюсь я его, хоть ты меня режь! Не верю я, что он может меня убить.

— Про телефон ты зря сказала. Он теперь будет настороже. Как он это объяснил?

— Нагнал мне про какого-то парня, который на вечеринке дал ему мой телефон. У меня он, видите ли, постеснялся попросить.

— Скверно, скверно… — Макс поднялся и посмотрел на часы. — О, черт, полночь! Мать мне голову оторвет. Даже две матери. Твоя, по-моему, уже на подходе к этому. Ладно, я пошел. А ты смотри мне — никаких шагов без моей санкции. Обо всем советуйся со мной И будь очень осторожна со своим роковым мужчиной.

— Я уже была осторожна, — уныло сказала Юлька. — Захлопни дверь. Сил нет провожать…

А роковой мужчина лежал в своей комнате, на тахте, освещенной нежным зеленоватым светом. И на душе у него было очень скверно.

— Женюрочка, — тихо пропели в щель закрытой двери. — Можно к тебе?

И, не дожидаясь ответа, мать открыла дверь и вошла. Он даже не повернулся в ее сторону.

— Женюрочка, посмотри на меня, — попросила мать, присаживаясь рядом.

— Сколько раз я просил тебя не называть меня этим идиотским прозвищем! Что тебе надо от меня? Чего ты еще хочешь?

Мать протянула руку и осторожно погладила его по плечу. Он дернул плечом, и ее рука упала. Мать вздохнула.

— Ты мог бы и понять меня, — прошептала она. — Ведь все ради тебя…

— Ма, я ничего уже не хочу. Мне паршиво.

Оставь меня в покое.

— Женя… Женечка, но ведь все обошлось, разве не так? — тревожно спросила мать. — Ты ей все объяснил, верно? Она поймет, ей даже лестно будет…

— Что за тон у тебя! Говоришь, как старая сводня.

— Боже мой, как ты можешь! — воскликнула Елена Александровна. — Не ожидала от тебя. Почему как сводня? Я просто учу тебя, что делать…

— Учишь гадостям.

— Какие же это гадости, — всплеснула она руками. — Ты ведь женишься на ней! Ну, теперь она, конечно, немного сердита… Но все женщины так похожи, поверь мне. Уже сейчас она думаете что, все было не так уж плохо… Ты ведь оказал ей при этом, что любишь ее?

— Сказал… — едва шевеля губами, ответил Женя.

— И она это запомнит, поверь мне. Теперь хочет она этого или нет, но у вас есть что-то связывающее… А если…

— Она сказала, что, если даже залетит от меня, все равно не выйдет за меня замуж. Пока сама этого не захочет.

— Все они так говорят. Пустая болтовня.

Посмотрю я на нее, когда она прибежит к тебе с вытаращенными глазами.

— Она не прибежит, — угрюмо сказал Женя. — Ты ее не знаешь. Не все такие, как ты.

— Почему ты оскорбляешь меня? — Елена Александровна приложила руку ко лбу. Все ее жесты выглядели откровенно театрально, словно она была на сцене, и Женю это всегда раздражало. Особенно сейчас. — Я все же знаю жизнь. И побольше, чем ты. Все будет в порядке, родной мой. Все будет, как надо.

— Как надо тебе, — монотонно ответил он.

— И тебе, — уверенно сказала мать; — Уж ты мне поверь… Скоро все кончится. Ну сделай это не ради меня, так ради себя. Ради отца, в конце концов.

Женя промолчал, и мать снова потянулась рукой к его плечу.

— Вот увидишь, — прошептала она. — Продержись еще немного… Потом ты поймешь, что дело того стоило. А она девочка ничего. Даже симпатичная…

— Замолчи, — глухо отозвался он. — И уйди отсюда. Хотя бы сегодня меня не трогай.

— Хорошо, — вздохнула мать. — Но ты позвонишь ей завтра, слышишь?

Он не ответил, но она была уверена, что он все прекрасно слышал. Елена Александровна поднялась и на цыпочках покинула комнату.

Женя со стоном сел на тахте. Потер руками лицо, да так и застыл, подперев щеки кулаками. Его серые глаза приняли какое-то странное, оцепенелое выражение. «Какая гадость, — прошептал он почти беззвучно. — Какая мерзость… Она сейчас, конечно, не спит. Плачет, наверное. Что она думает обо мне? Я подлец, тряпка… Подлее и гаже, чем она думает. О господи!» Он потянулся за сигаретой. «И ведь я сам, сам открыл окно… Зачем я тогда открыл окно? Мне стало плохо… Да. Надо было просто убегать скорее. Черт, где же я посеял зажигалку? Не помню, не помню… А если там?»

Машина мчалась по ночному проспекту, оранжевому от света фонарей. Движение было не большим, и Сергей Павлович выжимал Максимально дозволенную скорость. Он вел машину автоматически, почти не глядя на дорогу, почти неосознанно отмечая посты милиции, дорожные знаки, машины, идущие на обгон.

"Ну, Стась, ну, придурок! — Сергей Павлович закурил очередную сигарету. — Значит, доченьке своей деньги привез, вот оно что! Как мне этот старый дурень сказал? Приехал, мол, Стась дочку свою внебрачную, давно брошенную, обеспечить. Совесть; видно, заговорила.

Вот почему в квартире у него, кроме мелочи, ничего не было… Придурком был, придурком остался. Зачем он открыл огонь? Испугался, что дверь отпирают? Узнал меня? Да, он выскочил с пистолетом и глянул на меня. И сразу выстрелил. Стрелять где-то научился, говно.

Раньше-то был тише воды ниже травы. У неге и пистолета-то не было никогда. Кто же знал.., А так — зря погиб. Мне всего двадцать две тысячи баксов был должен… Мог бы отдать. Да нет, не отдал бы. Стась долгов платить не любил…"

Машина продолжала мчаться, не сбавляя скорости.

"Так, здесь перекопали… Придется в объезд, Менты. Не хватало мне ментов. Меня никогда, не найдут. Следов я не оставил. Был в перчатках. Узнал меня Стась или нет? Помню, как он тогда эти деньги выпрашивал. "Надо заплатить, меня не выпустят… Я же сидел. Надо заплатить, а я тебе из «золотых» денег отдам…

Деньги у меня в товаре, не могу же я золотое расплатиться. Реализую товар, тогда перед отъездом и расплачусь". Ах, гад! Умотал так, что я и не чухнулся. Потом только до меня до шло… Я к его бабе: «Где Стась?» А она мне: «Я в таком же положении, как вы. Уехал, слова не сказал». Баба-то ничего была… Сколько лет прошло! Восемнадцать лет, только подумать!

Она тогда, после отъезда Стася, и квартирку свою поменяла. Ну да ничего, знаем мы этот адресок, — Сергей Павлович еще раз порадовался, что много лет назад проявил такую предусмотрительность, — узнал я его тогда, записал, и вот теперь он пригодится! Как же, помню, Яузский бульвар…"

Мужчина бросил в окно окурок, — усмехнулся; "Да, хрен бы я узнал о Стаське, если бы он не принялся со старыми друзьями выпивать… Дорвался до Москвы, придурок. Ностальгия его замучила. Думал, забыл я про него.

Нет, миленький, меня и тогда-то никто кинуть не смел, а уж теперь… Я твои бабки из-под земли достану.

Теперь бы только сумму уточнить, но как?

Действительно ли пятьдесят тысяч привез, как мне этот дурак сказал, или меньше? Или больше? Да нет, скорее всего, так и есть, больше он навряд ли смог бы отстегнуть. А вот меньше…

Ну да, стал бы Стась специально из Швеции приезжать с мелочью какой-нибудь! Скорее всего, мне правильно сказали. Что же, сумма кругленькая…"

Сергей Павлович вырулил на проспект.

Брызнул мелкий теплый дождик, тут же высыхающий на прокаленном за день асфальте, но он не освежил воздуха, стало еще более душно. Сергей Павлович немного сбросил скорость, проезжая вдоль ограды старого сквера, поросшего искривленными деревьями. Он вдыхал запах мокрой листвы и земли.

"Поздно. Третий час. Сейчас уже ничего не узнаешь. И вообще, на сегодня хватит расспросов, достаточно я покрутился. Да ведь и не зря! Не ехать же мне на Яузский бульвар, не поднимать их с постели. Интересно, та баба вышла замуж? Надо глянуть, где живут, как живут… Ох, прибрали они денежки… Одна надежда на девчонку. Поприжать ее надо, только осторожно, чтобы крик не подняла… Интересно, Стась ее видел? А деньги отдал, значит.