Миллион в воздухе - Вербинина Валерия

Папийон держит ее на подозрении, это ясно. Что, если он решил просматривать ее корреспонденцию? Конечно, в телеграмме говорилось о шелке, а не об агентах, но догадаться, что одно подменило собой другое, не так уж сложно, особенно если узнать, кому телеграмма направлена.

– Что-то не так? – спросил Кристиан.

«Надо ехать в Париж, – подумала Амалия, – и встретиться с О. лично. Он или не он прислал мне ответ, но при встрече ему придется все мне рассказать».

Однако она тут же вспомнила, что завтра она отправляется в противоположном направлении вместе с экспрессом «Золотая стрела», чтобы понять, что случилось в поезде. Такое поручение никому нельзя было передоверить.

– Не забудьте взять билеты, – сказала она Кристиану. – Жду вас на вокзале завтра утром, заезжать за мной не надо.

И, кивнув ему на прощание, быстрым шагом взбежала по ступеням.

Набросок второго письма, найденный в сафьяновой книжечке Мэй Уинтерберри

Дорогая Флора!

Радуйся, я была в Монако и выиграла в казино. Конечно, половину денег сразу же послала домой, но все равно, тебе хватит на новое платье и шляпку, а еще я пришью тебе новые руки.

Тут происходит много всего таинственного, мы строим версии, и еще я стала Портосом. Я участвовала в расследовании, представь себе! Джек бы, наверное, никогда не поверил! Но пока расследование приостановлено, потому что А. должна кое-что выяснить, и она сказала, что до ее возвращения ничего предпринимать не надо.

Про Уолтера мне говорили, что он женится, а потом за ужином Бланшар сказал, что вряд ли. Я думаю, что адвокатам вполне можно верить в таких вещах. Он, правда, прибавил, что Уолтер скорее повесится, чем свяжет себя с одной из мисс Б., но к чему это сказано, я так и не поняла.

Бабушка все расспрашивала меня, где я была и куда ходила, а потом стала жаловаться, что я совсем не желаю ее знать. Она предложила мне сыграть на фортепьяно, но у них такое красивое фортепьяно, такое дорогое, все в позолоте, что я немножко струхнула и сказала, что играть не умею. По-моему, они мне не поверили.

Еще бабушка поссорилась с графом де Ламбером, то есть хотела поссориться, но он сразу же сообразил, куда ветер дует, откланялся и ушел. Я надеюсь, это не повлияет на его решение быть нашим д’Артаньяном. Хотя, по-моему, из всех наших лучше всего кардинал Ришелье. И почему мистер Дюма ничего не написал об этом?

Когда на следующее утро Кристиан явился на вокзал, Амалия уже в нетерпении расхаживала по перрону, постукивая каблучками.

– Я смог купить билеты только в первый вагон, а не во второй, – сказал граф извиняющимся тоном.

– Это не так важно, – ответила Амалия. – В конце концов, мы можем и перепутать купе, – исключительно по рассеянности.

По мысли графа, госпожа баронесса была последним человеком в мире, который мог страдать рассеянностью, но тут его мысли приняли совершенно иное направление, потому что Амалия понизила голос и совершенно будничным тоном спросила:

– За нами следят?

– Не думаю, – ответил Кристиан, немного смутившись, – во всяком случае, я никого не заметил.

– Плохо, – заметила Амалия. – Потому что следить, конечно, должны. Папийона не надо учить таким вещам.

Экспресс «Золотая стрела» вплыл под своды вокзала, и с первого же взгляда Амалия убедилась, что Кристиан не ошибся и взял билеты именно на тот состав, который был им нужен. Молодая женщина отлично помнила, что у стрелы на их локомотиве не хватало одной маленькой полоски, символизировавшей оперение. Сейчас ее тоже не было, и Амалия, воспрянув духом, поднялась в вагон.

Ей хотелось как можно быстрее оказаться в купе номер 10, чтобы проверить свою догадку, но она подождала, пока поезд тронется, и только тогда сделала знак своему спутнику, что пора идти. Они перешли в соседний вагон. Граф шагал за Амалией, но неожиданно она остановилась и стала рассматривать ручку на окне.

– Что-нибудь нашли? – полюбопытствовал Кристиан.

Амалия, не отвечая, оглядела коридор, двери купе, на которых сверкали номера и эмблемы экспресса. Выражения ее лица граф не понимал.

– Это не тот вагон, – наконец сказала она.

– Простите, – с удивлением начал Кристиан, – но я навел все возможные справки, и это именно тот состав, в котором вы ехали. Ошибки быть не может!

– Да, состав тот, – вздохнула молодая женщина. – Только вот второй вагон первого класса заменили. Догадываетесь, почему?

Хоть и ему не хотелось признаваться, но Кристиан все же растерялся.

– И что же нам теперь делать? – спросил он.

– Искать кондуктора, – отозвалась Амалия, – и надеяться на то, что он хоть что-то сможет прояснить.

– Вот он, – сказал Кристиан, кивая на высокую фигуру в форменной одежде, которая двигалась по коридору навстречу.

Амалия вспомнила, что уже видела этого кондуктора, когда ехала в Ниццу. Это был тот самый волшебник, который убирал из их купе осколки разбитого флакона. Самое интересное, впрочем, заключалось в том, что кондуктор, по-видимому, тоже вспомнил Амалию, и вид у него при этом сделался недоверчивый и самую малость настороженный. Сначала он попятился и попытался изобразить, что идет совсем в другую сторону, но Амалия окликнула его и помахала в воздухе сложенной бумажкой.

– Сударь, – задорно спросила она, – хотите сыграть в лотерею? Приз – сто франков.

Начало беседы, по крайней мере, нельзя было назвать обескураживающим. На лице кондуктора появился интерес.

– Вам угодно шутить, сударыня? – на всякий случай спросил он, косясь на купюру.

– Если и так, моя шутка сделает вас богаче, – отозвалась молодая женщина. – Хотите попробовать? Вы-то ничем не рискуете.

Кондуктор облизнул губы и подошел ближе.

– Если это не противозаконно…

– Как вас зовут? – спросила Амалия.

– Луи Норвэн.

– Так вот, мсье Норвэн, я хочу знать, что стало со вторым вагоном, – проговорила Амалия. – Почему его заменили?

В глазах Норвэна заплескалась паника, но прежде, чем она успела принять размеры стихийного бедствия, Амалия как-то очень ловко сунула купюру кондуктору в карман. Глотнув воздуху, Норвэн выдавил из себя:

– А что со вторым вагоном, сударыня? Ничего не…

– Месье Норвэн! – с укором промолвила Амалия, и в ее пальцах вновь неведомо как материализовалась бумажка, которая только что вроде бы получила постоянную прописку в кармане кондуктора. – За сто франков я желала бы иметь другой ответ. Правдивый, – уточнила она.

– Но меня просили… – прошептал кондуктор и угас.

– Никому не говорить, конечно, – подхватила Амалия. – Ни слова, ни полслова, ни даже намека. – Она прищурилась. – Вы разочаровываете меня, сударь. Повторяю: честный, правдивый и полный рассказ – и эти деньги ваши. Итак?

Кондуктор посмотрел на Кристиана, на Амалию, на сложенную бумажку – и, очевидно, решился.

– Все это произошло из-за пассажира, – торопливым, срывающимся шепотом начал он. – Того, который исчез.

– Как исчез? – удивился Кристиан. Он-то ждал совершенно иного развития событий.

– Обыкновенно, – ответил Норвэн. – Ехал господин в десятом купе, купил оба места, до Ниццы. В Ницце я постучал, потом зашел, может быть, мсье спит – а его нет. При нем чемоданчик был, так чемоданчика тоже не оказалось.

«Значит, он действительно был из десятого купе! – в восхищении подумал Кристиан. – Ах, госпожа баронесса, госпожа баронесса!»

– Как его звали? – спросила Амалия. – Я имею в виду, вашего пропавшего пассажира?

Норвэн как-то угас и стал косить взглядом, ища выход. Амалия решила прекратить его мучения, засунула купюру ему в карман и извлекла из сумочки другую.

– Сударыня, – прошептал Норвэн, – я женатый человек! Меня уволить могут! Полицейские строго-настрого…

– Имя, – тихо проговорила Амалия, и взор ее полыхнул золотом.

– Пьер Моннере, – пролепетал кондуктор, окончательно сбитый с толку. – Его звали Пьер Моннере.

Амалия удовлетворенно кивнула, и вторая купюра присоединилась к первой, которая уже лежала в кармане у женатого человека и образцового служащего.

– Дальше, – подсказал Кристиан, которому не терпелось узнать, чем же закончилась эта история.

– А что дальше, сударь? – вздохнул Норвэн. – Ну мало ли что могло случиться – ехал, к примеру, в Ниццу, но передумал и вышел раньше. Или вспомнил, что в Париже у него неоконченное дело, и решил вернуться. – Норвэн промолчал. – Только если он сошел с поезда, я должен был его видеть. А я не видел.

– Он мог выйти из другого вагона, – заметил граф, и Амалия послала ему предостерегающий взгляд.

– Как он выглядел, этот Пьер Моннере?

– Обыкновенный господин, – отвечал кондуктор. – Лет 50 или 55, седоватый брюнет, плотный, с усами щеткой, хорошо одет. Чем-то похож на коммивояжера, но, по-моему, не коммивояжер.

«Коммивояжер в ресторане! – внезапно вспомнила Амалия. – Он сидел, развернув газету… Он или не он?»