Зной - Келлерман Джесси

Глории все это показалось и жутковатым, и трогательным. И ненужным. Кому они интересны, такие картинки? Надгробие приобретается лишь при необходимости, и вряд ли люди заглядывают в мастерскую каменотеса, чтобы ознакомиться с образцами.

Ответ попался ей на глаза почти сразу: бок о бок с этой мастерской каменотеса стояла еще одна мастерская каменотеса. Ее владелец также изукрасил свою витрину, что свидетельствовало о яростном соперничестве. Второй каменотес, Г. Лопец-Каравахаль, похоже, побеждал. Надписи в его витрине были покрикливее и покрупнее, рекомендации клиентов — аккуратно отпечатанные — насчитывались десятками, а кроме них он выставил уйму увеличенных фотографий, показывавших самые миниатюрные детали его творений. Эта витрина, казалось, насмехалась над соседской.

Под размашисто выведенным золотой краской именем сеньора Лопец-Каравахаля стояло следующее:

Жестокая конкуренция. Глория криво улыбнулась и провела пальцами по обжигающе горячей витрине.

Зачем такому маленькому городку сразу два мастера надгробий?

Ветер ударил в Глорию, точно струя пескодувки. Нужно попить и найти какую-нибудь тень. Судя по всему, опасность нарваться на штраф за парковку в неположенном месте ей здесь не грозит, поэтому она оставила «додж» на улице и направилась к универсальному магазину.

И увидела посреди улицы загрунтованный фанерный щит со сделанной от руки надписью. Щит был до того издырявлен пулями, что прочесть надпись Глории удалось лишь ценою серьезных усилий.

Сетчатая дверь универмага ударилась, когда Глория вошла, о прилавок; место их встречи поблескивало размозженным деревом — такие удары прилавок получал уже множество раз. Глория пробормотала извинение, обращенное неизвестно к кому, заглянула в оба прохода между стеллажами. Консервы, фонарики, батарейки, сомнительной крепости нейлоновые пончо. Завернутые в прозрачную пленку, вдавленные одна в другую тортильи; на пленке висят изнутри бусинки воды. Глория подняла одну такую упаковку повыше и поежилась: нижнюю тортилью покрыла плесень. Солнечный свет, проникавший сквозь давно заевшие жалюзи, отбрасывал веерные тени на удрученные чем-то пакетики риса.

На картонной карточке, прилепленной клейкой лентой к кассовому аппарату, значилось:

Глория постучала по прилавку За уложенными один на другой пустыми ящиками приотворилась еще одна сетчатая дверь. Из нее вышел, приволакивая босые ноги, понурый дряхлый старик:

— Да?

— Мне бы попить чего-нибудь, — сказала Глория.

Старик прошаркал за прилавок, извлек из-под него тонкую бутылку с жидкостью цвета жженого сахара и пустил ее скользить по прилавку к Глории, отправив вдогон изображающую чихуахуа открывалку. Глория поднесла бутылку к губам, однако исходящее от жидкости нездоровое зловоние заставило ее остановиться.

— Это «кока»?

— Нет, сеньора. Это питье изготовлено по здешнему домашнему рецепту.

Глория еще раз принюхалась, с расстояния, и отвела бутылку подальше от себя.

— Так что это?

— Raiz del fango.

Грязевой корень. О таком она ни разу не слышала, однако запах жидкости подтверждал правильность ее названия. Глория поставила бутылку на прилавок и спросила, не найдется ли чего-нибудь другого.

— Этого не хотите?

— Нет, спасибо.

Старик помрачнел:

— Но я уже открыл ее, сеньора.

— Ничего, я заплачу. Пожалуйста, дайте мне что-нибудь другое.

С секунду он смотрел на Глорию, словно ошеломленный услышанным, затем взял бутылку и выдул сразу половину ее содержимого. А затем сказал:

— Не пропадать же добру.

— Ни в коем случае, — согласилась Глория.

— Такое могут пить только настоящие мексиканцы.

— Я не мексиканка, — возразила она.

Он улыбнулся:

— Я вижу.

— Есть у вас какая-нибудь вода? — спросила Глория.

Старик прошаркал к другому концу прилавка, поглядывая на нее так, точно ждал, что она перепрыгнет на его сторону и проломит ему голову. Вернулся он с бутылкой, на этикетке которой красовалась торговая марка, Глории неведомая. Под маркой стояло: embotellada en Mexico^[29]. Какой смысл разливать по бутылкам водопроводную воду?