Танцовщица в луче смерти - Михайлова Евгения

– Кто?

– Виктория Корнеева. Она устроила двоюродную сестру в эту группу, ей принадлежит агентство, может, она что-то такое знает... Но ей сейчас не до того. Молчит, как каменная. Семья погибшего богатая... Адвокат свой в этой семье. Если продавят умышленное убийство, любой срок может пройти. Вот такие у нее пироги, у дочери нашей приятельницы Аллы Селезень.

– Я бы хотел поговорить с этой Викторией. Ты сможешь это устроить?

– Все хотят поговорить с Викторией. Только она – ни с кем. Ну, я постараюсь...

...Юля бежала, почти не касаясь земли, по незнакомому глухому лесу. Ее гнал страх. Она не оглядывалась, не видела своих преследователей, но чувствовала, что ее догоняют. Наконец ноги устали, сделались тяжелыми, увязли то ли в талом снегу, то ли в болоте. Она упала лицом вниз, пыталась поднять голову и позвать на помощь, но ничего не получалось... Когда ее схватили чужие сильные руки, она почувствовала смертельный холод. Это все. Ей не спастись. Она заплакала. Тяжело разлепила мокрые ресницы и постаралась рассмотреть склонившиеся над ней лица. Их как будто закрывал туман, она не видела ни глаз, ни ртов, но их беспощадность была такой осязаемой, такой окончательной. Юля хотела позвать Артема, но издала только глухой стон... На ней рвали одежду, кто-то зловеще смеялся... Юля почувствовала страшное, враждебное проникновение в свое тело и поняла, что ее уничтожили. Они подняли ее и бросили с какого-то обрыва. Она летела и понимала, что умирает. Потом вдруг падение прекратилось, она во сне подумала, что это всего лишь сон... Но проснуться не удалось. Эти люди возвращались. Значит, не сон. Значит, мука продолжается. Юля встала на четвереньки и поползла к ним. Она припала к чужим грязным ботинкам и прохрипела с трудом: «Больше не надо. Убейте меня. Умоляю. Убейте». Она кричала это, но голос звучал еле слышно, потом над ней поднялась рука. В ней блеснул нож, и что-то сверкнуло на толстом запястье...

– Юля, девочка, проснись, – Ирина Ивановна трясла ее за плечи, хлопала по щекам, с ужасом смотрела, как подрагивают, но не поднимаются Юлины веки, разобрала, наконец, что она невнятно произносит одни и те же слова: «Убейте меня...»

Юля окончательно проснулась лишь после того, как свекровь побрызгала ей в лицо водой из стакана. Она смотрела перед собой смятенным взглядом, как будто вернулась... Ирина Ивановна украдкой перекрестилась: как будто вернулась с того света.

– Ты, наверное, заболела, – отвела свекровь глаза в сторону, таким откровенным было Юлино несчастье то ли из-за сна, то ли из-за того, что вообще происходит у них в доме. – Ты кричала, я не могла тебя разбудить, на работу опоздала. Давай я позвоню, что ты плохо себя почувствовала и не придешь?

– Да, – прошептала Юля. – Пожалуйста. Я не смогу. Наверное, простудилась.

Ирина Ивановна кивнула и вышла из комнаты. «Конечно, простудилась, – почти сердито думала она. – Орет «Убейте меня». Они сошли с ума, влезая в беду, которая их не касается». Она позвонила Юлиному шефу, затем набрала номер Артема.

– Сынок, я не пустила Юлю на работу. Ей нездоровится. Думаю, тебе нужно приехать. Понимаю, у тебя много дел, но так можно жену вообще упустить.

– Ты о чем? – до смерти перепугался Артем. – Что случилось? Я еду, но ты вызови «Скорую»...

– Да при чем тут «Скорая», – и Ирина Ивановна разъединилась.

Когда Артем влетел в их комнату, Юля спала. Он присел тихонько на край кровати и стал рассматривать ее бледное, худенькое лицо. Ему казалось, она внешне почти не изменилась с восьмого класса. А сейчас выглядела просто ребенком. Слипшиеся мокрые ресницы, неровное прерывистое дыхание, какое бывает только после долгого горького плача. Ирина Ивановна приоткрыла дверь.

– Артем, – прошептала она, – когда Юля проснется, приходи на кухню за ее завтраком, он готов.

Артем кивнул, не поворачиваясь. Дверь закрылась, и он, не сдержавшись, погладил Юлю по голове, по плечу, прикоснулся губами к узкой открытой ладошке. Юля проснулась, распахнула глаза, которые стали совсем черными из-за расширившихся зрачков, и бросилась к нему в объятия.

– Мне приснилось... Мне приснилось все. Я была Ниной. Я просила их убить меня. Потому что... Потому что с тем, что случилось, жить невозможно. Я не хотела.

У Юли началась истерика, прибежала Ирина Ивановна с каплями, таблетками. Артем в отчаянии держал жену за руку. Свою девочку. Она не должна была пережить то, что пережила из-за него. Представить себе ее на месте Нины он не мог. Когда Юля успокоилась и сделала несколько глотков чая, она позвала его к себе.

– Я хочу рассказать, что мне приснилось.

– Не надо.

– Но мне надо. Я не могу с этим оставаться одна. Я хочу сказать: их нужно найти. Иначе нам не будет жизни. Они растерзали ее душу. Эта душа была сейчас во мне.

Когда Артем вышел из спальни и вошел в кухню, его качало.

– Выпей чаю, – сказала Ирина Ивановна. – Боюсь, вы не те люди, чтобы легко справиться с такой историей. Сначала она вызвалась тебе помогать, теперь видишь, что получилось... Я все слышала. И про душу. У тебя, наверное, найдется этому научное объяснение. Я не такая умная. Я в это верю.

Варвара лежала по центру круглой кровати на черных шелковых простынях и невозмутимо слушала мужа. Наконец она потянулась и лениво произнесла:

– Ты, по-моему, десять раз произнес слово «должна». Я должна заставить маму составить опись драгоценностей и картин, хранившихся у папы, мать должна все бросить и вспоминать... У нас вообще-то похороны, у нас столько всего... Завещания нет. Представляешь, сколько работы предстоит.

– Интересное кино. А я о чем-то другом говорю? Никто за вас эту работу не сделает. Ты меня просто не слушаешь, как и твоя мать. Время уходит. Не исключено, что у Виктории есть соучастники. И все сейчас уплывает, растаскивается, прячется. Соображаешь?

– Слова выбирай, ладно? А мне, например, сегодня сказали, что Викторию подставили. Что там были Дима Фролов и Ленька Васильев, они с отцом участки какие-то не поделили, у них много чего было делить...

Валерий сел рядом с женой и посмотрел на нее своим коронным взглядом, которым всегда пользовался во время речи на процессе. Проницательность, высшая мудрость и отстраненность от лишних обстоятельств были в этом взгляде. Так, по крайней мере, ему казалось.

– Может быть, и так, может, иначе. Сейчас мы говорим о наших интересах. Ни Фролов, ни Ленька Васильев драгоценности твоего отца воровать не станут. Свои некуда девать. Территориальные интересы, конфликты в бизнесе – совсем другая история. Нам нужно, чтобы твоего отца убила любовница, а не кто-то иной. И тогда все, что он ей надарил, окажется не подарками, а кражей. Нам надо доказать, что убийство было умышленным, давно задуманным, что все эти дарственные она получила обманным путем... Вадим Петрович уже, к счастью, этого не опровергнет.

– Ты слышишь себя? Ты чего несешь? К какому счастью?

– Ну, извини. Вырвалось. Я просто хочу тебе объяснить, что Вадима Петровича не вернешь, те сделки, которые его конкуренты осуществят после него, нас не касаются, а то, что твой отец отдал Виктории, отобрав у семьи, сейчас можно вернуть.

– Можно – верни. Ты у нас великий адвокат. Слушай, я вообще спать хочу. Давай завтра договорим.

Варвара погасила настольную лампу, завернулась в одеяло и почти мгновенно сладко засопела, успев подумать: «Ну, до чего же он нудный. Но, может, на самом деле у него получится...»

Валерий не спал до рассвета. Ложился рядом с женой, вставал, бродил по комнатам, что-то бормотал, как всегда, продумывая речь... Перед утром он провалился в короткий сон. Проснулся, будто от толчка, и уставился перед собой широко открытыми глазами. Он не вспомнил, он отчетливо видел лицо Виктории – белые волосы, чуть выступающие скулы, неприступный карий взгляд...

Он приехал в отдел по расследованию убийств через пятнадцать минут после начала рабочего дня. Маша выслушала спокойно его просьбу, пожала плечами:

– Пожалуйста. Я разрешу вам с ней поговорить. Как члену семьи погибшего, как адвокату... Идите в комнату свиданий. Корнееву приведут.

Виктория вошла, не поздоровалась с ним, даже глаз не подняла.

– Здравствуй, Вика. Ты не рада меня видеть? Понятно. Не рада. Я способен оценить весь драматизм твоего положения...

– Что тебе нужно? – прервала его Виктория. – Я ничего нового тебе не скажу. Я вообще ничего не скажу.

– Зато я тебе кое-что скажу, – тихо и торжественно произнес Козырев. – Виктория! Они все хотят повесить на тебя умышленное убийство. Чтобы отобрать то, что Ковров тебе подарил. Это любой срок, если постараться, учитывая вес в обществе моего тестя, – вплоть до пожизненного. Я смогу доказать, что ты убила Коврова в состоянии аффекта. Я смогу больше: добиться для тебя условного наказания... Они – теща и жена – знают только о том, что на тебя переписаны два поместья. Пока они будут с ними разбираться, полагаю, нам с тобой будет что вывести из их поля зрения. А там – и эти дома отобьем. Подарил так подарил. Мы докажем, что это был гражданский брак. Вика, ты поняла, что я пришел предложить тебе помощь и сотрудничество? Я все сделаю. И мы вместе уедем отсюда так далеко, что нас никто не достанет... Ты молчишь. Думаю, не веришь. Но я не все сказал. Я рассматриваю также вариант того, что тебя подставили. Результаты экспертизы я видел, твое признание тоже, но заставить женщину в определенном состоянии оставить где нужно отпечатки пальцев, шантажировать ее чем-то... Тебя могли шантажировать всем. Угрожать убийством... Ты согласна сотрудничать со мной? Уехать вместе?