Страшная сказка - Арсеньева Елена

– Двадцать рублей с вас, – сухо сказала Ольга Михайловна, присаживаясь к столу и что-то записывая стремительным наклонным почерком в большую конторскую книгу. – Не давайте ей расчесывать уши и вылизываться. Лекарство ядовитое – это раз, к тому же будет мало толку, если собака все сразу слижет. Клещу нужно время, чтобы погибнуть.

– Конечно, – вежливо кивнул Родион, кладя на стол две смятые десятки. – Я понимаю. Большое спасибо, до свидания.

Ника, почуяв, что неприятности на сегодня закончились, рванула к двери, волоча за собой Родиона, словно он был этими санями, как они там называются, ну, теми самыми, которые ездовые лайки таскают по заснеженной и совершенно бескрайней тундре. Нарты, вот как их зовут! Родион покорно подчинился собачьей воле, чувствуя, что дело безнадежно провалено. Теперь идею Васьки Крутикова уж точно придется похоронить. Потому что, следует быть честным перед собой, Родион сюда притащился не столько по этому бредовому делу, сколько воспользовался приличным предлогом снова увидеть Ольгу Михайловну.

Увидел? Увидел. Ну и вали отсюда!

– Погодите! – сердито окликнула она его.

Родион невероятным усилием затормозил безудержный лёт Ники на улицу. Для надежности уперся ногой в высокий порог, еще раз обмотал вокруг запястья поводок и только тогда решился обернуться, довольно неуклюже выгнувшись:

– Да?

– Вы ничего не забыли?

Еще больше скособочив шею, Родион оглянулся на стол. Вроде бы намордник Ники там не валяется, да и не было у нее намордника. А что еще он мог забыть?

– По-моему, вы извиниться забыли, – сухо сказала Ольга Михайловна. – Вы ведь за этим приходили?

Ему, конечно, следовало сказать «да». А он, качнувшись вслед за дернувшейся Никой, сказал:

– Нет.

– Вот как? – Бледное лицо вспыхнуло от гнева. – Ну, раз так, то хромайте отсюда. Только передайте Галине Викторовне, чтобы она вас больше со своей собакой не присылала. Понятно? Отправлю обоих с порога.

– Да вы ей лучше это сами скажите, – покосился на нее Родион, снова качнувшись вперед-назад. – Прямо сейчас и скажите, чтобы не было больше недоразумений.

– Как это? – Ольга Михайловна нахмурилась. – Она ведь уехала в Новосибирск, вы говорили…

– Она в своей машине сидит. В «Жигулях». «Жигули» стоят во дворе вашей лечебницы. За рулем – Анатолий Александрович, который тоже ни в какую Москву не уехал. Я… мне нужен был предлог, чтобы с вами увидеться. Я и попросил их помочь, Нику одолжить – по-соседски…

– Значит, вы не соврали только о том, что вы с ними соседи? – уточнила Ольга Михайловна.

– Ну да.

– А зачем же вы хотели со мной увидеться, если не собирались извиниться? – Голос Ольги Михайловны звучал чуть мягче.

Если бы на месте Родиона был другой человек (как сказал некогда этот увалень Пьер Безухов: «Если бы я был не я, а другой человек, лучше, умнее, красивее!» – или что-то в этом роде), он бы, конечно, откровенно признался: «Потому что хотел вас увидеть. Потому что думал о вас все это время. Совесть меня грызла, конечно, но дело не только в совести…» И это была бы правда. Но он счел такой ответ дурацким и пробормотал иной – тоже вполне правдивый, но более толковый:

– У меня к вам деловой разговор. Мне нужна консультация насчет бешенства.

Она какое-то мгновение смотрела на Родиона не мигая, потом два раза растерянно хлопнула ресницами. И в это мгновение он понял, совершенно точно, безошибочно понял, что она ждала совсем другого ответа – того, первого, дурацкого! Но не дождалась и теперь снова рассердилась – вон даже ноздри раздулись. Может, вспомнила, что Мыльников явился арестовывать ее именно в тот момент, когда какой-то злополучный студент не мог объяснить, как называется болезнь, вызванная укусом бешеной собаки. Плел что-то про гидрофобию – а дальше ни тпру ни ну.

– А зачем вам это? – холодно спросила Ольга Михайловна. – Разве Галина Викторовна не сказала вам, что Нике все прививки были сделаны? Не предупредила – ну, так, по-соседски?

– Я не насчет Ники. – Родион оценил злую насмешку, но отвечал спокойно, решив теперь ту, вторую правду резать до победного конца. – Я хотел точно узнать, узнать в подробностях, можно ли специально заразить человека бешенством.

– Что? – спросила она испуганно и осеклась, потому что в дверь заглянуло странное приземистое существо в замызганном халате и со шваброй в руках. Существо было женского пола, что определялось прежде всего нелепым сооружением на голове. С каким-то отстраненным изумлением Родион констатировал, что это высоко начесанный парик – очень красивого рыже-каштанового цвета, однако явно маловатый его носительнице, из-за чего на ее висках и на шее торчали в стороны неопрятные седоватые пряди.

– Ольга Михайловна! – громко вскрикнуло существо. – Там кошку привезли на стерилизацию. Сделаете?

– У меня же прием! Валерий-то Александрович где?

– Да там хозяйка просит, чтобы именно вы сделали, – пожала плечами санитарка в парике.

– Именно я?

Ольга Михайловна задумчиво посмотрела на периодически дергающегося у порога Родиона. И вдруг лицо ее приняло мстительное выражение.

– Хорошо, я сделаю операцию. А вы… если хотите меня о чем-то спросить – ждите. Понятно? Не меньше часа ждать придется! – злорадно уточнила Ольга Михайловна. – Не нравится? Тогда уезжайте. Вместе с Никой. На «Жигулях»!

– Я отправлю Нику с хозяевами, а сам подожду вас, – ответил Родион.

Ольга Михайловна только плечами передернула, проходя мимо, но он совершенно точно, определенно, стопроцентно знал, что ей был приятен его ответ. Откуда? Неведомо. Но – знал!

Валентина никак не могла собраться с мыслями и найти нужный тон. Ее возмущало, что она лепечет жалким голоском, смотрит на Надежду снизу вверх (правда, по-другому смотреть на эту женщину с модельным ростом и на высоких каблуках Валентине было затруднительно при ее 165 сантиметрах роста и ботиночках на плоской подошве), ведет себя как просительница, в то время как права ее детей и в самом деле были беззаконно ущемлены! Тут должны быть какие-то исключения из правил, даже из закона, если речь идет о детях. Сейчас Валентина ругательски ругала себя за то, что ринулась из Нижнего, не подковавшись предварительно теоретически, не проконсультировавшись у хорошего юриста, чтобы спокойно поставить Надежду на место, процитировав ей соответствующие статьи Гражданского кодекса. Она знала, чуяла, что налицо какая-то махинация: внешне вполне благопристойная, легальная, а на самом деле – противозаконная. Вот ведь была, по сути дела, противозаконной формальная передача Алимом всего своего богатства Надежде, когда он решил баллотироваться в Госдуму. В декларации о доходах и имуществе он с тех пор мог указывать какие-то копейки и квартиру на Овражной. Определенно Алим был не полный дурак (хоть Васька и уверял, что он поразительно поглупел перед смертью, сделался истинно бешеным и сумасшедшим) и сохранил какие-то тайные рычаги влияния на Надежду, чтобы та не посмела присвоить его добро. Однако Алим умер, и Надежда теперь имеет все: и ночные клубы, и дом в окружении живописных яблонь, и черный «Мерседес», и жакетик из серебристой норки, и косметику от Элизабет Арденн или даже от Элен Рубинштейн. В то время как детям Алима не досталось ничего! И ей, Валентине, тоже никогда не пользоваться дороженными капсулками для избавления лица и век от морщинок, которые залегли там от множества пролитых по Алиму слез…

Она зло сморгнула эти предательски набежавшие слезы и повторила уже тверже:

– Я считаю, что права детей Алима должны быть соблюдены.

– Вы так считаете? – ясным, приветливым голосом повторила Надежда. – Очень может быть… А впрочем, что же мы разговариваем на холоде? – Она демонстративно передернула плечами, и наблюдательный Руслан тотчас распахнул перед нею дверцу «Мерседеса».

Надежда легко скользнула туда, сделав Валентине приглашающий жест, и та неуклюже влезла следом, слишком ошеломленная ощущением мягкой коричневой кожи – обивки сиденья, к которому прижались ее ношеное-переношеное пальтецо и потертый полиэтиленовый пакет с незамысловатым барахлишком, завороженная мягким урчанием мотора, блеском приборов на панели, стойким запахом Надеждиных духов (может быть, это даже был «Ангел», знаменитый «Ангел», а то и еще что-нибудь этакое, невероятное, неземное!), почти дружеской улыбкой «настоящей леди» – словом, слишком всем этим потрясенная, чтобы задуматься: а почему Надежде не пригласить ее в дом, если так уж не хочется мерзнуть?

«Может быть, она хочет отвезти меня в офис, показать какие-то документы?» – мелькнула мысль, и в это мгновение Руслан захлопнул за Валентиной дверцу, сел рядом с шофером – и автомобиль тронулся.

«Точно, в офис едем», – уверилась Валентина, радуясь своей догадливости, и взглянула на Надежду, ожидая, что та сейчас что-нибудь скажет, но лицо той приняло прежнее ледяное выражение. Она смотрела вперед неподвижным, ничего не выражающим взглядом, и Валентине стало холодно в этом пахнущем дорогой кожей и духами тепле – еще холоднее, чем на улице. Холод исходил от Надежды. «Вот уж правда что Снежная королева!» – зябко передернулась Валентина, косясь то на свою соседку, то в боковое окно, за которым проносились дома, деревья, улицы, автомобили, мелькали люди. Все имело какой-то темноватый оттенок, и Валентина вспомнила, что у «мерса» тонированные стекла. Значит, снаружи не видно, что происходит в машине…