Страшная сказка - Арсеньева Елена

Методом элементарной логической дедукции Егор установил, что женский голос принадлежал «Надюшке».

Да уж, ночь выдалась на диво светлая. С одной стороны, это было хорошо: Серега смог отлично рассмотреть все слабые места забора. С другой – плохо: шатающаяся вдоль ограды фигура была видна как на ладони всякому желающему за ней понаблюдать. Но кому это надо в третьем часу ночи, а главное, забор не только скрывал жителей дачи от любопытных глаз, но и им не позволял ни за кем наблюдать. Таким образом, Серегина разведка оставалась тайной для Равиля, ну а если собаки сходили с ума, то уж такая их собачья доля.

Забор был слажен на совесть, серьезно починен в трех местах, высоченный такой, но Серега углядел-таки проржавевшую, скособоченную бочку из-под соляры, валявшуюся на свалке метрах в тридцати, и не поленился подкатить ее под забор. Это было то, что надо. Теперь он готов перелезть через ограду незамедлительно, лишь только Ольга отвлечет собак.

Честно говоря, ее нервишки и вообще способность действовать внушали ему некоторые опасения. Серега даже подумал, уж не поставил ли он ей непосильную задачу, и был немало удивлен, когда до него вдруг донесся оглушительный стук в окованные листовым железом ворота (не иначе били камнем) и истошный вопль:

– Помогите! Помогите! Откройте!

Что она там еще кричала, Серега не слышал, потому что крики потонули в оголтелом лае собак, немедленно кинувшихся к воротам. Теперь забор мог штурмовать не один только Серега, но и целая армия желающих, потому что собак ничего более не интересовало. Они так надсаживались, что Серега лишь с великим трудом различил голос Равиля, который пытался утихомирить зверюг. Он не стал терять времени, быстренько подставил бочку и перемахнул через ограду, постаравшись запомнить это место – на случай, если придется отступать тем же путем. Скорее всего так оно и будет, но как Сергей перетащит через забор Родиона, ежели тот, к примеру, пребывает в бесчувствии?.. Ладно, об этом потом. Главное – найти парня. А ежели он без сознания, ну что же, значит, придется ему в это самое сознание прийти. Есть некоторые приемы… Скажем, если мужика вдарить коленкой между ног, это не только повергнет его в бездну боли, но и здорово прочистит ему мозги.

Однако и это вопрос второй. Первый – отыскать на даче Родиона… если он вообще здесь. Вот будет хохма, если его увезли куда-нибудь в другое место! Но хочется верить, что Сереге не померещилась «Скорая», которая полным ходом летела в город, когда синий «жигуль» поспешал в Коротиху. Ольга в полузабытьи приткнулась в уголке сиденья и ничего не видела, а Сергей приметил белый «Фольксваген» и теперь пребывал в робкой надежде, что они приняли верное решение.

Из этого и будем исходить.

Пригибаясь, он ринулся к дому. Странные, полузабытые, вернее – уже напрочь забытые чувства вдруг ожили и взволновались в нем. Теперь о таких вещах говорить как бы и неприлично, но Серега с восторгом вспоминал свою недолгую службу в армии. Он начинал служить в спецназе, но как-то раз не рассчитал замаха и вместо того, чтобы лихо разрубить ребром ладони кирпич, сломал себе руку. Что-то там срослось неправильно, в этих многочисленных косточках пясти, и Серега был списан вчистую. С убеждением, что жизнь его кончилась. Так и жил с тех пор – задыхаясь от злости на свою бесталанную судьбу. Этим чувством было отравлено Серегино существование с утра до вечера, и лишь во сне он становился прежним: лихим, жестоким, удалым, бесстрашным, не знающим поражений. Во сне… и впервые наяву – вот теперь.

Он бежал по двору, и земля податливо пружинила под ногами, его словно выталкивало вверх, он уже почти летел, и ребро сломанной, искривленной ладони было готово одним ударом если не убить, так изувечить всякого, кто только осмелился бы…

Желающих не оказалось. Всплески голоса Равиля неслись сквозь лай собак от ворот, и Серега свободно вбежал в настежь распахнутую дверь дачи.

Коридорчик. Большой холл с камином. Оттуда две двери. Справа – в бильярдную. Здесь еще витает дымок… резкий, острый запах. Серега проглотил слюну. Чутье у него было собачье, другого слова не подберешь, память на запахи необыкновенная. Здесь курили те самые сигарки, которыми буквально вчера угощал его Родион! Скорее всего в бильярд сам с собой играл Равиль, вот и кий на столе только один, а чтобы сделать препровождение времени более приятным, он курил сигары, которые вытащил из портсигара пленного. Судя по количеству и качеству дыма, одной штучкой, деликатно позаимствованной, здесь не обошлось. Хорошо, если бы представилась возможность заглянуть в карманы Равиля… Боевые трофеи очень пригодились бы Сереге, но это уж как бог даст и удача позволит.

Он выскочил из бильярдной, перебежал холл, заглянул в другую дверь и сразу понял, что, кажется, нашел, что искал. Элементарная логика и опыт жизни любому-всякому подскажут, что наилучшее место для содержания похищенного пленного – подвал. Вход в такой подвал и искал Серега. В дачных домах он бывает либо в коридоре, либо на кухне. Причем в таком шикарном и просторном строении это вряд ли окажется вульгарное отверстие, вырезанное в полу и прикрытое деревянной крышкой с железным кольцом. Должна быть дверь… А вот и она. Железное кольцо тоже на месте. Ну и засов! Вот это засовчик!

Серега приготовился сдвигать его с неимоверным усилием, однако засов легко скользнул в сторону – масла на его смазку не жалели. Толкнул дверь – и очутился в еще одном коридорчике, из которого вниз вели земляные ступени. Спустился, придерживаясь за стенку – здесь лампочка светила не больно-то ярко, – и ахнул от нескрываемого восторга, попав вдруг в натуральный блиндаж, годный под расположение очень даже немаленького командного пункта на случай серьезной бомбардировки или артобстрела… ну, и для хранения такого количества продуктов, с которым вполне можно было пережить блокаду средней продолжительности.

Да, мешков, ящиков, железных и стеклянных банок тут было множество, а вот человека – ни одного. Ни живого, ни мертвого. Ни пленного, ни свободного. Ни связанного по рукам и ногам, избитого, беспамятного, ни бодренького и здоровенького. Серега уже хотел было разочарованно пожать плечами и ринуться обследовать дом дальше, однако что-то удержало его – какое-то чувство… Солдат, спецназовец, проснувшийся сегодня в задавленной санитарской душе, насторожился и шепнул: «Погоди! Смотри зорче!»

Серега медленно пошел по периметру подвала. Между деревянными стеллажами в стенах были прорыты углубления, служившие полками. Кое-где напиханы пустые или заполненные стеклянные банки, кое-где навалена пересыпанная песком морковь, еще какие-то продукты… У него вдруг гулко стукнуло сердце при виде бессильно свесившейся наружу мужской руки.

Серый пиджачный рукав, расстегнутый манжет рубашки… Серега помнил этот манжет белоснежным, а не запачканным в грязи, помнил его застегнутым золотой запонкой (он еще поразился: кто в наше время носит запонки!), и опоясывающий запястье тяжелый браслет швейцарских тикалок «Raymond Well» он тоже помнил. Теперь часов не было.

Ну, хорош субчик этот Равиль! Обчистил своего пленного, пока тот валяется без памяти. Или… или он уже?.. Чертова сила… Неужели?..

Серегу словно кипятком обдало от страшной догадки! Он нагнулся, сунулся всем телом в земляное углубление – и взвыл не своим голосом от страшного удара в нос.

Искры посыпались из глаз, Серега опрокинулся навзничь, свет померк. То есть он так ничего толком и не рассмотрел, мог только догадываться, кто нанес ему и этот бесчеловечный удар, и следующий, который поверг его в глубокое беспамятство.

…Она выждала, пока перестала шуршать щебенка под осторожными Серегиными шагами, потом несколько раз стукнула в ворота. Рука сразу заболела, но что-то не слышно было, чтобы приблизился лай. Ее не слышно! Ольга занесла было ногу, но тотчас поняла, что скорее сломает ее при ударах, чем произведет сколько-нибудь значительный шум. Беспомощно оглянулась. При дороге лежал камень. Она подняла его, ударила раз, другой, сперва нерешительно, потом сильнее и сильнее.

Ого, как загудели ворота, с какой скоростью стала приближаться волна лютого лая! И вот уже слышно надсадное дыхание, хрипение задыхающихся от злости псов, слышно, как они прыгают на ворота, в слепой, бессмысленной ярости ударяются телами о толстенные, обитые железом доски, не чувствуя боли, готовые на все, лишь бы добраться до той, которая колотит в ворота камнем и кричит, кричит истошно, срывая голос, даже не понимая толком, что кричит-то:

– Помогите! Откройте! Надо позвонить! Мужу плохо! Помогите! Гнойный аппендицит! Перитонит! Откройте! Спасите! Врача! Равиль, открой!

Казалось, это длится вечность – этот стук, эти крики. Она подавилась, закашлялась, начала хрипеть – как те собаки, сорвала голос: