Танцующая саламандра - Ольховская Анна

Но в клинике Ловецкого, оснащенной новейшим оборудованием, женщину смогли удержать на этой стороне бытия, пока не прибыл нейрохирург. И даже то, что сам Ловецкий в этот момент был занят — оперировал Игоря Дмитриевича, которого свалил обширный инфаркт, — квалифицированную помощь нашлось кому оказать.

Так что сейчас, почти сутки спустя после трагедии, родители Моники были живы. У отца шансов на жизнь имелось побольше, чем у матери, Игорь Дмитриевич даже уже очнулся, но и Элеонора пока держалась.

И в ее ситуации было даже хорошо, что сознание к ней не вернулось. Потому что вряд ли женщина перенесла бы известие об исчезновении Моники, виной которого стала она…

И хотя доказательств этому не было, но иной причины столь быстрого появления рептилоидов в клинике Ловецкого никто не видел. Да и с мобильного Элеоноры буквально за двадцать минут до трагедии был звонок на неизвестный номер.

Неизвестный — потому что зарегистрирован номер на имя бабульки, пару месяцев назад потерявшей паспорт. И эта ниточка никуда не вела.

Была еще одна нить — тот тип, о котором с придыханием говорила Элеонора, перспективный красавчик на хорошей должности. Но вот что странно — никто из нас не мог вспомнить ни имени, ни должности красавчика. В общем-то, ничего особенно странного в этом вроде не было — его только вскользь упомянули в беседе. Но хоть кто-то должен был запомнить!

Но сколько ни пытались — даже с помощью экстрасенсов вытащить из памяти информацию о конкуренте Павла никому не удалось.

Возможно, Игорь Дмитриевич смог бы помочь, но тогда ему пришлось бы рассказать правду. Что его дочь исчезла, а жена при смерти. Что окончательно добило бы Климко, без вариантов…

Пока Игоря Дмитриевича удавалось держать в неведении. Ловецкий сказал своему другу, что с его женой и дочерью все в порядке, они нашлись, просто заблудились в тот день немного на территории клиники. А увидеться с ними пока никак нельзя, посещения в реанимации категорически запрещены.

Дворкин все-таки рвался поговорить с Климко, уверяя, что сумеет все разузнать о неведомом кандидате на роль жениха Моники так, что Игорь Дмитриевич ничего не заподозрит. И он смог бы, не зря ведь в Моссаде в свое время служил!

Но этот вариант тоже исключался. Потому что если к отцу Моники пустят секьюрити, то почему тогда не пускают дочь и жену?

В общем, все было очень-очень плохо. Дворкин со вчерашнего дня не присел даже на минутку, он с отчаянием проигравшего мотался по городу, тряс ничего не понимающую бабку, на чье имя был зарегистрирован номер мобильного, просматривал все камеры видеонаблюдения в самой клинике и в окрестностях: камеры ГАИ, камеры на магазинах. Обзванивал всех владельцев машин, попавших в объективы камер видеонаблюдения, на предмет наличия в их авто видеорегистраторов. Если таковые имелись — уговаривал владельцев встретиться и показать запись.

И приехал в поместье буквально десять минут назад. Вернее, не приехал — его почти силой привез Мартин, встретивший Дворкина в фойе клиники Ловецкого и ужаснувшийся от вида нашего когда-то бравого секьюрити.

И я его понимаю…

Мы все ужаснулись, а Марфа всплеснула руками и расплакалась — что, впрочем, не помешало ей тут же захлопотать над своим мужчиной, утирая украдкой слезы.

И было чему ужасаться. Александр действительно словно обуглился. Раньше я считала, что выражение «почернеть от горя» — художественный вымысел, для усиления впечатления, так сказать.

Но оказалось, что так бывает. Может, тому виной был загар Дворкина, в обычное время делавший его смуглым и обветренным. Но сейчас загар словно вылинял, стал пепельно-черным. И черные круги под глазами. И черные тени на лице. И запавшие скулы. И…

Черное отчаяние в черных глазах. И стыд. И злость. И ненависть. И ярость.

Он был чернее ночи.

— Ну зачем же так убиваться-то, Сашенька? — причитала Марфа, наливая Дворкину травяного чая. — Ты ж загнал себя совсем! Вот свалишься с ног — кто же Павлушу с Моникой искать будет? И Венцеслава?

— Да кто угодно… — криво усмехнулся секьюрити. — Пацаны из детского сада лучше меня справятся.

— Не говори ерунды!

— Я абсолютно согласен с Марфой, — спокойно произнес Мартин, ласково поглаживая мое плечо — я буквально прилипла к теплому и сильному телу своего мужчины, прижавшись к его груди. — Ты один из лучших профи, с которыми мне приходилось встречаться…

— Ты издеваешься?! Нашел лучшего! Прос…л всех и всё! Одна только Варя и осталась, да и то не благодаря моим стараниям!

— Благодаря, благодаря! — встряла я, высунувшись из-под руки Мартина. — И очень даже тебя за это благодарю!

— Спасибо за сочувствие, но…

— Хватит! — неожиданно резко рявкнул Мартин. Мы даже вздрогнули дружно. А Марфа пролила чай, хорошо хоть на стол, а не на колени несчастного Дворкина. — Хватит себя жалеть, Александр!

— Я?! Я себя жалею?! Да я…

— Как вы можете такое говорить, Мартин Игоревич! — немедленно вступилась за своего мужчину Марфа. — Да Саша не присел с той проклятой минуты, не ел, не пил, не спал! Вы же видите! Он себя жалеет! Да если бы хоть немного пожалел он себя!

— Я не о том, — спокойно прервал поток возмущения Мартин. — Физически себя Саша действительно загнал, но все это от жалости к себе — ах, как это так, меня, крутого профи, обыграли! Гордыня это, Саша, не более того.

— Что?!

— То. Гордыня. А надо трезво смотреть на ситуацию. И принять, что ситуация — даже не форс-мажорная, а гораздо хуже. Потому что твой профессионализм, Саша, применим к привычной нам реальности, и там ты действительно один из лучших. Но мы столкнулись с тем, к чему еще пару месяцев назад я относился с насмешкой и скепсисом, считая всю эту экстрасенсорику выдумкой шарлатанов. Пока не испытал на себе гнет чужой воли… — Мартин на мгновение замолчал, по лицу скользнула тень — воспоминание действительно было не из приятных. — И теперь не надо винить себя в том, что не справился — невозможно с ходу просчитать все действия противника, когда до конца не знаешь его возможностей. Ну да, рептилоиды пока нас переиграли, но не забывай о Павле, нашем главном козыре в поединке с тварями. Они ведь еще не знают, что он все вспомнил. И не будут от него скрывать местонахождение Моники. А ты можешь хотя бы на минутку представить, что Павел позволит кому бы то ни было обидеть ее?

— Да Пашенька башку оторвет любой змеюке, на его девочку позарившейся! — запальчиво выкрикнула Марфа, а затем ласково погладила плечо Дворкина. — Мартин Игоревич все правильно говорит, ты слушай его, Сашенька, слушай. Паша защитит и Монюшку, и отца своего. А тебе надо ему только помочь.

— Но как?! — Александр устало потер виски. — Как я могу помочь, если не знаю…

Писк мобильного прервал его, Дворкин взял телефон и посмотрел на дисплей:

— Сообщение. С незнакомого номера.

— Глянь скорее, что там! — Марфа нетерпеливо переплела пальцы. — Чует мое сердце — там добрые вести!

— Откуда… — махнул рукой секьюрити, нажимая кнопки.

А потом он открыл текст сообщения.

И мне вспомнилась сказка о живой и мертвой воде. Сейчас Александру явно дали живую.

Он поднял на нас мгновенно просиявшие глаза:

— Это адрес!

— Какой? — озадаченно нахмурилась Марфа.

— Адрес места, где держат Монику!

Желтые глаза по-прежнему держали в плену, не позволяя даже на долю секунды отвести взгляд и расслабиться. Но тиски чужой воли больше не давили душу, не сковывали разум, не превращали в марионетку.

Наверное, при желании Моника смогла бы даже закрыть глаза, избавившись от тошнотворного вида вертикальных зрачков. Но тогда Макс стопроцентно догадался бы, что пленница освободилась от гипноза и на его вопросы она сейчас отвечает так, как хочет, а не так, как надо.

И кто знает, что он предпринял бы еще?

А так — тошно, страшно, хочется проснуться, но надо держаться и изображать послушную куклу. Главное, чтобы игра в куклы не зашла слишком далеко…

А допрос между тем продолжался:

— Что Дворкин собирается предпринять для поиска Венцеслава?

— Не знаю.

— А если подумать? Ну, напряги память!

Глаза приблизились почти вплотную, а губы задел раздвоенный кончик языка. Сдерживать рвотный позыв Моника не стала.

Шипунов отшатнулся и гневно прищурился:

— Противно, значит? Ничего, привыкнешь. И тебе даже понравится, гарантирую!

— Нет.

— Что — нет?

— Не понравится. Ты гадкий.

А что? Она ведь под гипнозом, говорит что думает.

— Поживем — увидим, — желтые глаза на мгновение подернулись похотливой пленкой. — А сейчас давай вернемся к господину Дворкину и остальной банде мартышек. Так что там Дворкин? Он ищет хозяина?

— Наверное.

— Что значит — наверное? Ты жила в поместье Кульчицких, как ты можешь не знать, что там происходит?