Танцующая саламандра - Ольховская Анна

— Наверное.

— Что значит — наверное? Ты жила в поместье Кульчицких, как ты можешь не знать, что там происходит?

— Могу. Мама Марфа запретила меня беспокоить. И меня больше интересует Паша. Я его очень люблю.

Получи плюху, тварь! Ишь, как перекосило от злобы!

Но в следующее мгновение Моника пожалела о своей маленькой мести.

Потому что сильные руки подхватили ее и швырнули на кровать. При этом прервался зрительный контакт, и девушка смогла видеть не только желтые глаза рептилоида, но и его самого, в первозданном, так сказать, виде. И вид этот Монике не понравился. Настолько не понравился, что девушка забилась и закричала от ужаса и отчаяния.

Но освободиться от тяжести навалившегося тела не получалось. Макс придавил ее руки к постели и, склонившись над лицом, возбужденно выдохнул:

— Кричи-кричи, меня это заводит. Скоро ты будешь кричать по другой причине, более приятной. А потом навсегда забудешь своего Пашеньку. И станешь моей любимой женушкой…

— Нет, нет, нет! Пусти! Ненавижу! Пусти-и-и-и!!!

Господи, неужели опять?! Опять начнется кошмар насилия?! Она только-только начала забывать страшные месяцы, проведенные в плену у Гизмо, а теперь кошмар вернулся, причем в еще более жутком вырианте…

Паша, ну где же ты?!!!

Раздвоенный язык прошелся по ее губам, Монику опять едва не стошнило, а Макс зашептал:

— Ничего-ничего, потерпи, моя сладкая! Я мог бы снова отвести глаза, сделаться красавчиком, но я хочу, чтобы ты полюбила меня такого, настоящего! Это только поначалу непривычно и страшно, а потом тебе понравится!

— Не-е-ет!

Моника билась отчаянно, но это только оттягивало неизбежное. Больше всего девушке хотелось умереть. Здесь и сейчас, сию минуту, пока не…

Негромкая, в общем-то, трель мобильника прозвучала набатом. Рептилоид, уже почти преодолевший сопротивление, вздрогнул и на мгновение ослабил напор. Моника воспользовалась этим мгновением и с силой оттолкнула от себя ненавистное чешуйчатое тело, уже почти обнаженное. И попыталась отползти на край кровати, прикрывшись одеялом.

— Ну куда ты, дурочка? — усмехнулся Макс, поднимая с пола сброшенные туда брюки и вытаскивая из кармана телефон. — Сейчас я переговорю с боссом, и мы продолжим.

— Никогда!

— Да ладно тебе! Куда ты денешься! — небрежно махнул рукой рептилоид и нажал кнопку ответа: — Да, Аскольд Викторович, слушаю! Что? — его и без того не самая симпатичная физиономия стала еще уродливей от гримасы недовольства. — Прямо сейчас? Но вы же меня сами отпустили на сегодня! Что такого срочного… Да, понял. Скоро буду.

Шипунов раздраженно отшвырнул трубку и повернулся к сжавшейся в комочек девушке:

— Ну что же, милая, придется тебе потерпеть до вечера — я зачем-то боссу срочно понадобился. Но ты не переживай — у нас с тобой вся ночь впереди.

— Если ты раньше не сдохнешь!

— Ну-ну, зачем же так грубо! — Макс по-хозяйски притянул к себе девушку и прижался губами к ее рту.

Ничего гаже в своей жизни Моника еще не испытывала…

И на этот раз удержать рвоту ей не удалось. Да и не очень хотелось.

Шипунов вскочил с кровати, брезгливо отряхиваясь. Злобно глянул на корчившуюся в спазмах девушку и прошипел:

— Похоже, без гипноза все же не обойтись. А там посмотрим. Пока меня не будет, приберись тут! — скомандовал он пленнице. — Смени постельное белье: грязное — в ящик для белья, чистое возьми в шкафу.

— Вот еще! Нашел прислугу!

— Как угодно, — пожал плечами рептилоид, одеваясь. — Но учти — до моего возвращения ты отсюда не выйдешь. Охота сидеть в грязи — сиди.

Моника старательно «держала лицо», последним усилием воли загоняя рвущиеся наружу рыдания внутрь. Она старалась не смотреть на неспешно одевавшегося рептилоида, не видеть это вытянутое чешуйчатое тело, такое нечеловеческое, такое отталкивающее. Его приплюснутую морду — именно морду, не лицо, его тонкие руки, в которых, казалось, нет костей, одни мышцы. Сильные, сжимающие в удушающих объятиях мышцы…

Хотелось расплакаться прямо сейчас, вот в эту минуту, чтобы выплеснуть отчаяние безысходности. Но Монике удалось сдержать слезы. Пусть и ровно до того мгновения, когда за Шипуновым захлопнулась дверь.

И если бы он, что-то забыв, сейчас же вернулся, он увидел бы бьющуюся в истерических рыданиях жертву. Моника выла, выла зверем, прикусив край одеяла и избивая кулачками подушку.

Но рептилоид не вернулся. Возможно, в доме был кто-то еще — прислуга, к примеру, охранники, но девушка все равно не услышала бы их.

Она не знала, сколько продолжалась ее истерика. По времени — сколько. А так — до полного эмоционального опустошения, до того состояния, когда уже все равно…

Наверное, следовало бы хоть попытаться сбежать, попробовать открыть замок, выглянуть в окно, проверить — нельзя ли так покинуть змеиное гнездо.

Варя Ярцева так и сделала бы, Моника это точно знала. Потому что Варя очень сильная и смелая, она никогда не отчаивается и сражается до конца. Даже когда ситуация кажется безвыходной.

Но это Варя… И ей не пришлось пережить того, что досталось на долю Моники. Страшные месяцы в подземелье, боль, ужас, запах крови, безумные фантазии маньяка Гизмо…

Больше Моника такого не выдержит.

«Лучше умереть».

Моника не знала, откуда пришла эта мысль. Но совершенно точно — она была чужой, со стороны. Но… такой правильной, такой соответствующей ее настроению!

Это ведь действительно выход! Умереть, уйти навсегда от боли и страданий!

Но… как же Паша? Как мама с папой? Сколько им уже пришлось пережить! У папы вон даже сердце начало побаливать…

«Став женой Макса, ты заставишь Павла страдать гораздо сильнее, чем если ты умрешь. А ты станешь женой, под гипнозом, но станешь. И даже полюбишь. И что тогда будет с Павлом? А мать твоя тебя и так продала Максу».

— Кто ты? — еле слышно прошептала Моника, оглядываясь.

«Ты».

— Как это?

«Очень просто. Ты разве забыла, что находишься под наблюдением психиатра? У тебя шизофрения, раздвоение личности. Я — это ты. Твой внутренний голос. И ты сама знаешь: то, что я говорю, — правда. Тебе лучше уйти из жизни».

— Наверное… Но как? Я… я боюсь!

«Не бойся. Если налить в ванну горячую воду и вскрыть вены, ты просто заснешь. Тихим и спокойным сном».

— Но он меня запер!

«В спальне обязательно должна быть своя собственная ванная, давай проверим».

— Давай.

— Ну, слава богу! — Марфа перекрестила облако пыли, поднятое покрышками стартовавших джипов. Именно стартовавших — скорость, с которой команда Дворкина вылетела за ворота поместья, была близка к третьей космической. — Главное, чтобы успел Саша, чтобы ничего змеюки проклятые Монюшке не сделали.

— Главное, чтобы Александр действовал не сгоряча, а рассудительно, — тяжело вздохнул Мартин. — Что довольно сложно ожидать от человека в таком состоянии. Надо было все-таки мне с ним ехать. Так нет же, уперся!

— И правильно сделал! — я успокаивающе боднула Мартина в плечо. — Ты, конечно, сильный, умный и все такое, но ты — бизнесмен, а он профи из Моссада. И его физическая усталость никакого влияния на способность действовать правильно не оказывает. Александра вымотало ощущение бессилия, но эта эсэмэска на него подействовала круче живой воды!

— Вы не думайте, Мартин Игоревич, Саша сделает все как надо, — присоединилась ко мне Марфа. — Он же не забыл с собой колдунов нашенских взять, чтобы атаку змеюк, ежели понадобится, отразить. Так что можете возвращаться по своим делам, а мы с Варенькой будем Монюшку ждать.

— Да нет, я, пожалуй, останусь с вами, пока Дворкин не вернется, — Мартин скривился и помассировал виски.

— Тебе плохо? — немедленно засуетилась я.

— Может, чайку ромашкового заварить? — Марфа озабоченно всмотрелась в лицо Пименова. — Что-то вы бледный какой-то. Голова, что ли, заболела?

— Да нет, физически все в порядке, — улыбнулся Мартин. — Просто… муторно как-то на душе.

— Это у нас у всех в последнее время, — покачала головой Марфа. — Быстрее бы Монюшка с Пашенькой домой вернулись, и Венцеслав Тадеушевич тоже!

— Вернутся, обязательно вернутся, — твердо произнес Мартин.

Он хотел добавить что-то еще, но ему помешала трель его мобильного телефона. Мартин посмотрел на дисплей и встревоженно нахмурился:

— Это Ловецкий! Неужели с Климко что-то не так? — он торопливо нажал кнопку ответа: — Да, слушаю! Что с Игорем Дмитриевичем?! Что? С кем? Ах, с ним… Ну да, есть такое, забыли в суматохе… Как он? Буянит? Кричит? Даже так? Ну хорошо, мы его заберем, капельницы и уколы ему и домашний ветеринар делать сможет.

Он говорил что-то еще, а мне стало ужасно стыдно. Так стыдно, что даже уши полыхнули огнем, реально, словно по ним крапивой жахнули.

И не только по ушам не мешало бы врезать, а по филейной части, чтобы совесть разбудить!