Возмещение ущерба - Дугони Роберт

Вот уже четыре поколения Мейерсов являлись сиэтлским воплощением Американской мечты. Прадед Мейерса иммигрировал на Северо-Запад Тихоокеанского побережья из Швеции, имея разве что мелочь в кармане, и стал рубить лес в компании Вайерхозера, этого гиганта лесной промышленности. Его сын, дед Роберта Мейерса, основал строительную компанию, которая стала крупнейшим застройщиком в этих местах. Не жалея финансов, он подвизался на общественном поприще и был избран мэром Сиэтла. Его сын, отец Роберта Мейерса, окончил факультет инженерных наук и архитектуры Вашингтонского университета и превратил строительную компанию Мейерса в градообразующую. Во время экономического бума 80-х годов мейерсовские строительные краны высились над городом, а вымпелы его компании развевались на всех возводимых небоскребах. В политике он также преуспел. Став губернатором, он передал бизнес сыну, сделав Роберта Сэмюэла Мейерса Четвертого главой крупнейшей строительной компании штата Вашингтон. Когда наступил спад и строительные краны замерли, это могло бы означать катастрофу, если бы не прозорливость Мейерса, сумевшего перенаправить активы и приумножить семейный капитал, щедро финансируя предприятия высоких и биотехнологий, когда мода на такого рода деятельность на Тихоокеанском Северо-Западе развилась и достигла апогея. Таким образом, семейные миллионы превратились в миллиарды. Опираясь на славу местного аристократа и предприимчивого дельца — а последнее весьма импонировало молодежи, — Мейерс смог воплотить в полной мере честолюбивые устремления своего рода. В 36 лет он успешно провел кампанию за получение места в сенате США, действуя с той же юношеской энергией, с тем же усердием и той же прозорливостью и завоевывая себе стойкую репутацию политического деятеля общенационального масштаба. Когда какой-то местный обозреватель в связи с его избирательной кампанией сказал что-то о рыцарстве и «возвращении в Камелот», другие газеты подхватили тему, и американская публика потянулась к этой заманчивой перспективе. Мейерс стал олицетворением надежд молодого поколения, каким некогда был Джон Ф. Кеннеди.

Мейерс взобрался на утыканную многочисленными микрофонами трибуну. Зажужжали и защелкали камеры, и репортеры, толкаясь и отпихивая друг друга, стали бороться за право сделать лучший снимок Мейерса на фоне водяных струй и стеклянного фасада здания на заднем плане. Мейерс ухватился обеими руками за борт трибуны и замер при свете вспышек, благосклонно предоставляя возможность сделать снимок. Он повернулся к Биллу Доновану, корреспонденту местного представительства «Эй-би-си»:

— Лучше помажься лосьоном от загара, Билл. Ты можешь получить ожог на таком ярком солнце.

Донован потер плешивую макушку:

— Меня не кожа моя сейчас заботит!

Собравшиеся засмеялись, и довольный Мейерс подумал, что политика у него в крови. «Не человек выбирает политику как род деятельности, — любил повторять его отец. — Это политика его выбирает».

Мейерс оторвал руки от бортика трибуны и выпрямился.

— Благодарю всех, кто собрался здесь сегодня. Моей семье и близким принесла много страданий эта болезнь, поразившая моего отца, и я очень ценю ваше участие и вашу поддержку. Хотя болезнь моего отца и привлекает общественное внимание к проблеме борьбы с раком, гибель его в этой борьбе показывает, что до победы нам еще очень далеко. Свою борьбу он вел мужественно и храбро, и когда она была окончена, семья наша очень горевала.

Но наше горе дало начало этому невероятному в своем совершенстве сооружению. Мы с Элизабет гордимся тем, что имеем возможность дать новому корпусу Онкологического центра имя в память моего отца — Роберта Сэмюэла Мейерса. Пусть это станет залогом того, что со смертью моего отца наш поединок со страшной болезнью не окончится. Битва только начинается. Толпа зааплодировала.

— Рак безвременно убил моего отца, но, основывая такие центры, как этот, мы можем найти способ бороться с ним. И мы найдем этот способ. Финал предрешен. Мы искореним эту болезнь.

И опять раздались аплодисменты.

Порывистым юношеским жестом Мейерс отбросил волосы со лба. Лицо его было приятно моложавым.

— Как знают многие из вас, мой отец последовательно руководствовался изречением Джона Ф. Кеннеди: «С того, кому много дано, много и спросится». Мой прадед приехал в эту страну бедным иммигрантом. Но он лелеял мечту, которую разделяли с ним многие американцы. Он мечтал о лучшем будущем — для себя, своей семьи, для грядущих поколений. Он претворял в жизнь эту мечту тяжким трудом на благо страны, верившей, что может стать лучшей в мире. Моему деду и моему отцу были дарованы и то же трудолюбие, и те же принципы, то же стремление послужить другим, а в особенности жителям великого штата, который слишком долго не играл заметной роли в политической жизни нашей страны.