Возмещение ущерба - Дугони Роберт

Руби поднял взгляд.

— Тому парню, — уже раздраженнее сказал он. — Убийце. То есть я думаю, что это и был убийца. В руке он держал пистолет.

Логан почувствовал, как у него зачастил пульс.

— Вы помните, как он выглядел, Джек? Можете его описать?

Руби откинулся назад и передернулся всем телом, словно его пробрал озноб. Он вытер зеленой салфеткой испарину на лбу.

— Да. Описать могу. Такое не забывается. Был вечер, но он был в темных очках. Это мне запомнилось. Очки с боковинами.

— Что еще вам запомнилось, Джек, помимо очков?

— Он был коротко стрижен. Не ежик, но коротко.

— Цвет волос?

— Блондин. Пепельный блондин.

— Фигуру описать можете?

— Рост футов шесть, ну, может, на дюйм больше или меньше. Крепкий. Коренастый. В общем, в хорошей физической форме, по-моему. Куртка на нем была такая броская — коричневой кожи, с воротником, и он поглядел на меня. Я что сказать хочу — вот он глядит прямо на меня, а я думаю, все, крышка, убьет, как пить дать, потому что я ведь прямо в глаза ему взглянул. — Руби опять наклонился над столом и голосом тихим и сдавленным, словно ему не хватало воздуха, проговорил: — Но знаете, что он вдруг делает? Улыбается. — Руби изумленно вытаращил глаза. — Можете поверить? Парень этот улыбается… потом прикладывает палец к губам, будто хочет сказать: пусть это будет нашим маленьким секретом, поворачивается и уходит. Нет, представляете? Как ни в чем не бывало поворачивается и уходит.

Джек Руби, судя по всему, чудом избежал пули. Но как это было ни печально, к поимке Логаном преступника такое везение никак не приближало и вся полученная информация была совершенно бесполезной.

— Вы счастливчик, Джек.

Руби поднял руку, словно давая клятву все на той же невидимой Библии.

— Не говорите! Я даже подумал, может, имя мое отвратило беду, как знак какой, что ли, — парень совсем уж собрался изрешетить меня и уже взвел курок, как настоящий Джек Руби сделал в свое время. Но всемилостивый Господь в тот вечер хранил меня. Иисус всемогущий заставил его повернуться и уйти, велев мне тем самым тоже уйти и больше не грешить. И больше я не грешил, инспектор Логан. Я дал клятву и очистился на веки вечные. Все. Баста. И с тех пор — ни разу. Ведь это и вправду был знак. Знак Божий. Я верю, что Господь спас меня и повелел всегда поступать как должно. Вот потому я здесь — чтобы поступить как должно. Ведь сейчас я поступаю как должно, не правда ли?

— Вы поступаете как должно, Джек. Но почему вы явились с этим только сейчас, а не когда все это произошло? — спросил Логан.

Руби откинулся в кресле и секунду-другую блуждал взглядом по столу, прежде чем вновь устремить взгляд на Логана.

— Ну, это потому, что испугался я очень, как уже было сказано, из-за семьи и всего такого прочего, но потом… потом я опять его увидел.

42

Дана начала с самых свежих сообщений и стала двигаться вспять, используя различные сочетания слов, включающие такие, как «Мейерс», «сенатор» и «Элизабет Адамс». Искать газетные заметки и сообщения в архивах «Пост интеллидженсер» и «Сиэтл таймс» труда не составляло — пара эта была излюбленной темой журналистов, а после того как Мейерс объявил, что собирается принять участие в президентской гонке, газетчики вообще словно с цепи сорвались. Казалось, читателям только того и надо было, что узнавать новые подробности из жизни красивой пары. Местные и федеральные газеты напечатали в связи с этим целый ряд статей, освещающих широкий спектр вопросов — начиная от смелых взглядов Мейерса касательно внутренней экономики и внешней политики США и кончая гастрономическими пристрастиями его и его жены. К статье, посвященной убранству и цветовой гамме дома Мейерсов — огромной усадьбы «Горная» стоимостью 18 миллионов, — прилагались образцы обоев и использованных красок.

Смуглая красота Элизабет Мейерс представляла яркий контраст благообразной ординарности ее мужа, похожего на преуспевающего инструктора по плаванию на шикарном пляже. Газеты писали о ее застенчивости, сдержанной скромности, непубличности, что также контрастировало с харизматическим обаянием мужа. Ничего удивительного, что и внешность ее, и поведение заставляли вспомнить молодую Жаклин Кеннеди, а то, что Элизабет было всего тридцать пять лет, лишь увеличивало сходство. Дана понимала, что тема «возвращения в Камелот» применительно к начавшейся президентской кампании Мейерса возникла в прессе не столько благодаря самому сенатору, сколько из-за впечатления, производимого его женой.