Сломанные крылья - Михайлова Евгения

То, что произошло дальше, заняло пару секунд.

Виктор выхватил пистолет из кобуры одного из конвоиров, бросился к Оле и накинул ей на шею петлю из своих скованных наручниками рук. Все повернулись, как в замедленной съемке.

– Эта падла руки выворачивает в разные стороны, как хочет, – тихо проговорил разоруженный конвоир.

– Все оставайтесь там. Или я убью ее, – Виктор взвел курок.

Он пошел к дороге спиной, а вооруженные сильные мужчины растерянно смотрели на Олино лицо. В глазах стоял смертный ужас.

– Не стрелять, – сказал безнадежно Слава.

Сергей тихо и незаметно двинулся за спины выбравшихся из ямы людей. Зашел за густые заросли и быстро пошел, затем побежал вправо. Никита, глядя на него, – влево. Через несколько метров они остановились и стали осторожно двигаться к шоссе. Виктор с Олей перемещались медленно. Слава сделал движение вперед.

– Стоять! – тут же заорал Виктор. – Если кто-то пойдет за нами, я прострелю ей живот.

Слава остановился и сделал знак своим людям. Виктор добрался до шоссе, освободил Олину шею от захвата и сказал:

– Я буду здесь, за деревом. Ты на мушке. Остановишь любую машину.

Оля подняла руку. Рядом с нею тут же затормозил грузовик. Улыбчивый водитель распахнул дверцу:

– Садись, красавица.

Она успела поставить одну ногу на высокую ступеньку, и тут раздался выстрел. Пуля просвистела над головой водителя – Сергей успел поднять руки Виктора. Тот в такой ярости набросился на него, что Сергей не устоял на ногах. Пистолет упал, но Виктор со страшной силой ударил Сергея наручниками по лицу. И тут его самого смело другой страшной силой. Никита сжал его руки до хруста в костях, бросил его на землю и тряхнул так, что от удара головой об асфальт Виктор потерял сознание. Никита поднял кулак.

– Не делай этого! – закричала Оля. – Ты сейчас точно убьешь его, если он еще жив.

Сергей поднялся и встал между Никитой и Виктором.

– Действительно, не делай, – морщась от боли, сказал он. – Только осел спотыкается об один камень дважды. Он нужен нам живым.

Оля бросилась к Виктору, нашла его пульс, села на землю и громко зарыдала.

– Черт, ребята, – вышел из кабины бледный водитель. – Я не понял. Вы так бабу делите, что ли?

Из лесу бежал Слава с нарядом. Добежал – и замер перед лежащим Виктором.

– Он жив, этот урод, – со злостью сказал Сергей. – Как это ни прискорбно. Он оказался немножко в обмороке. Придется вам везти его в больничку и оздоравливать, как ценный кадр. Нашли что-то?

– Все нашли. Эксперт собирает. Судя по всему, женщина и младенец.

– Значит, был младенец, – всхлипнула сидящая на земле Оля. – Я надеялась, что он надо мной издевается.

– Оля, этому захоронению действительно не меньше двух лет. Он пока говорит правду. Мы дожмем его, – постарался убедительно проговорить Слава.

Никита молча поднял Олю и понес ее к своей машине.

– Знаешь, – тихо и нежно говорила Ирина Анатолию, крепко прижавшись к нему всем телом. – Мы просто немного потеряли друг друга. На время. Я носила, как тяжкий крест, свое бесплодие. У тебя, по сути, не было нормальной семьи. Этот ребенок – просто Божий знак. Я сразу поняла, что только ты можешь быть мне настоящим мужем, главой семьи, роднее тебя нет. А ты? Ты рад?

– Конечно. Я люблю тебя. Этот мальчик все изменил между нами. Ты не расстраивайся, что я не так решителен, как ты, что привык во всем сомневаться. Я ведь только с тобой делюсь своими опасениями, да что там скрывать – страхами. Потому что только тебе доверяю. Но не знаю… Ох как неохота об этом говорить! Я не знаю: ты меня простила? Ну, ты знаешь, за что.

– Об этом и речи нет, прощать тебя или нет. Я справлялась со своей бедой, на тебя внимания не обращала. Ты тоже как-то должен был справляться. Неужели ты думаешь, что я в трудную минуту попрекну тебя какой-то дурочкой, которая сама знала, что не нужна тебе?

– Ты – необычная, великодушная, сильная. Меня беспокоит, не навредит ли она нам? Она тупая и злая.

– Нет. Я уверена. Я достаточно долго и откровенно с ней говорила. У нее масса надежд, связанных с новой работой, новыми мужчинами и тому подобным.

– Думаешь?

– Уверена. Она злилась, пока видела тебя. Но долго она ничего держать в голове не может. Поверь. Я понимаю женщин.

– Ты и мужчин понимаешь! –Анатолий обнял Ирину, погладил ее по лицу, ласково сжал грудь. – Знаешь, я ведь никого так не хотел, как тебя. Просто на время забыл, что ли, об этом.

– Я знаю.

Он уснул на рассвете, а она тихонько прошла в детскую и села у кроватки.

Утром, когда он ел свой омлет и пил горячий ароматный кофе, у него было так спокойно на душе, как давно не бывало. Сложности казались временными и преодолимыми, появилось ощущение настоящего, крепкого дома, исчезли сомнения. Он всегда боялся громких слов. Но этим утром ему казалось, что есть семья – и в этом смысл его жизни.

Он приехал на работу в бодром настроении, с энтузиазмом принялся за дела. Через час в кабинет заглянула новая секретарша:

– Извините, Анатолий Васильевич. Там какие-то люди спрашивают, как Зину найти, где она теперь работает.

Сердце Анатолия неприятно трепыхнулось. Кому нужна Зина? Кто и зачем ее может искать?

– Пусть войдут, – сказал он ровно.

Вошли мужчина и женщина. Молодые. Одеты строго, даже скромно, она без косметики. Но слово «вип» горит на лицах ярким светом.

– Зина здесь больше не работает, – пожал плечами Анатолий.

– Мы поняли, – сказал мужчина голосом, которым отдают тихие приказы. – Мы хотели узнать, где она работает. Вы в курсе?

Анатолий на минуту замешкался, но тут же сообразил: на фирме многие знают, куда перевели Зину. Будет выглядеть подозрительно, если он скажет, что не знает. Он назвал адрес. Мужчина кивнул, и пара повернулась к выходу.– Прошу прощения, – несколько заискивающе произнес Анатолий. – Вы не могли бы сказать, зачем ищете ее? Все-таки я вас не знаю. Она мне не поручала сообщать сведения о себе.

– Я ее немного знаю, – небрежно, чуть растягивая слова, произнес мужчина. – Так, наши дела. Нужно кое-что уточнить.

Они вышли, Анатолий вытер платком лоб. Какие у Зинки могут быть дела с такими людьми? Что уточнить? Почему-то именно лицо женщины стояло перед его глазами, хотя она не произнесла ни слова. Но такое напряжение, почти скорбь, прямой взгляд, который, кажется, видит его насквозь. Что-то уже случилось, или это его обычная трусость?

Когда Виктор открыл глаза, перед его кроватью спокойно сидел Слава.

– Приветствую тебя в родном, можно сказать, доме, – сказал он. – Здоровье у тебя неплохое. Некоторое сотрясение твоего поганого мозга есть, но жить будешь. Способность считать потерять не должен бы. Добавляем к твоим подвигам попытку побега, похищение заложницы, использование краденого оружия, которым ты совершенно случайно не убил водителя грузовика. Прикидываешь? На пожизненное может потянуть. Особенно если эксперты докажут, что женщина и ребенок, останки которых мы нашли, не скончались сами по себе, а были убиты.

– Я не убивал.

– Ты не расстреливал их и не резал, поскольку женщина рожала. В этом не было нужды. Есть множество пассивных способов убийства. Например, уморить голодом или жаждой, дать истечь кровью, захлебнуться, чуть придушить. Мы назовем точный способ, докажем, суд назовет это убийством.

– Я никого не душил.

– Вот. Стало быть, другие названные способы имели место быть. Слушай, как я сразу не сообразил про сотрясение мозга? Что мне мешало встряхнуть твою башку? Ты же становишься честнее на глазах. Кстати, завтра тебя вернут в камеру. Куда ты отвез ребенка Ольги Волоховой?

– Пусть она придет сюда ко мне.

– А в койку к тебе ее положить не нужно? Не желаешь? – Слава притянул Виктора за больничную рубаху к себе: – Ты решил, что с моей помощью будешь ее истязать и в тюрьме? Ты вообще про тюрьму еще ничего не знаешь. Ты же у нас не привлекался. А здесь детоубийц ой как не любят! Думай до завтра. Я тоже подумаю.

Слава влетел в свой кабинет, едва не сбив с ног поджидавшего его Сергея.

– Ты представляешь? Он опять ее требует. Хочет ее доконать!

Сергей закурил.

– Я ночью думал: может, не надо было мешать Никите? Он спасал троих, включая меня, от вооруженного убийцы. Ну, размазал бы эту мразь, и сошли бы на нет страдания стольких людей!

– Но живой ребенок?

– Ты действительно веришь в то, что он оставил его в живых? С какой стати? Я до этого инцидента тоже думал, что он Олю по-своему любит. В смысле – по-уродски. А потом подумал: что это такое – по-своему? Это значит – наблюдать ее мучения. Вот и вся любовь.

– Я тоже об этом только что думал. И тоже страдал от желания отвернуть ему голову. Но, Сережа, а вдруг? Нет, я в принципе буду бороться за его целость и сохранность, как мне и положено. Но вдруг что-то получится с ребенком?