Пятерка Мечей - Солнцева Наталья

– Откуда я знаю? Пошла к дороге, видно, хотела такси поймать. У нее такая чудная коротенькая шубка из норки… Разве в такой одежде ездят в общественном транспорте? Там ведь любую приличную вещь испортят!

Артем был доволен. Его предположение полностью подтвердилось! Вероника Лебедева ходила таки к Динаре гадать!

– Берта Михайловна! Вы не представляете себе, как вы мне помогли!

Господин Пономарев поцеловал старой актрисе руку, поблагодарил за угощение и распрощался. Уже у самой двери он сказал:

– Наша с вами беседа должна остаться в тайне.

– Не беспокойтесь, молодой человек, я все понимаю.

Артем вышел на улицу. Дома вокруг стояли, как зачарованные. Снег лежал повсюду, создавая в воздухе тусклое серебряное свечение. Сыщик оглянулся на театральный дом, и ему показалось, что в одном из окон второго этажа мелькнула тень. Кажется, это окно Альшванга.

Итак, он сегодня многое узнал. Осталось уточнить детали. Если старый Альшванг ездит по вечерам в казино играть в карты, то это нетрудно будет установить. Еще вопрос: откуда у старика деньги на игру? Интересно, выигрывает он или проигрывает?

Сложнее с Динарой. Как выяснить у гадалки, зачем приезжала блистательная Вероника? Что узнать хотела? Гадала ли ей Динара, и если да, то каково было предсказание? Почему у госпожи Лебедевой испортилось настроение?

Какая между всем этим связь? – мучительно думал Артем. – Допустим, Альшванг играет в карты. Ну, и что это доказывает? Только то, что у него склонность к азартным играм. Это не преступление. Убить обеих женщин он вряд ли смог бы. Возраст, плохое здоровье… Не похоже. К тому же, маньяк долго выслеживал свои жертвы, чтобы воспользоваться благоприятным моментом. Старику это явно не под силу. Он целыми днями сидит дома, даже в магазин не выходит. Вечера не в счет, так как Герман Борисович использует такси, которое его увозит и привозит. Для убийцы показания таксиста смерти подобны… такого он бы не допустил.

Выходит, что у Альшванга хоть и подозрительное поведение, но на маньяка он не тянет.

А Динара? С какого боку тут она? Допустим, она гадала Веронике… И что? Как это связано с убийствами? Аврору Берта Михайловна не опознала. Или девушка к гадалке не обращалась, или старая актриса ее визит пропустила. Не может же она замечать каждого клиента?! Хорошо было бы поговорить с самой Диной Лазаревной… Но как это сделать? Как расположить ее к откровенности?

Интуитивно Артем чувствовал: Динара – единственная связующая нить в этой путанице событий и действующих лиц. Если он не найдет к ней подхода, то не сможет распутать весь клубок. Ни в коем случае нельзя ее спугнуть…

Кроме всего прочего, сыщик не знал, кто и с какой целью следит за жильцами театрального дома. Не за всеми, конечно. Касимов, например! Что он здесь делает? Неужели, его интересует Динара? Может, Вероника что-то рассказала будущему супругу? Что?

Павел Васильевич не пожелал поделиться с Артемом всем, что ему было известно. Почему?

И еще один вопрос, насчет бородатого человека. Кто он? И за кем наблюдает?

Господин Пономарев так увлекся своими размышлениями, что чуть не забыл позвонить Соне. Она опять обидится. Вот черт! И как это другим мужчинам удается быть галантными кавалерами?

– Аннушка, так я за тобой заеду? – спросил Князев.

Он звонил с работы. Так было удобнее, и от жены не надо прятаться. Эля следит за каждым его шагом, – ни один вздох, ни один жест не остаются без внимания. Ее обостренный интерес объяснялся просто, – законная супруга почувствовала витающую в воздухе угрозу своему положению. Заключенный много лет назад брак казался ей незыблемым, и вдруг…

– Седина в голову, бес в ребро! – говорила ее мама.

Как только Виталий Андреевич уезжал на работу, Эля звонила маме и со слезами жаловалась ей на неузнаваемо изменившегося мужа.

Князев этого не знал, но домашняя атмосфера напряженного внимания тяготила его. Поэтому он под любым предлогом старался проводить время вне дома. Он ничего не мог поделать с собой.

– Куда ты хочешь меня везти? – спросила Анна Наумовна, возвращая Князева к действительности.

– Давай поужинаем вместе, – предложил он. – А потом поедем к тебе. Я хочу поговорить.

– О чем?

Госпожа Левитина не признавала выяснения отношений. Это так утомительно! И бессмысленно.

– О нас с тобой.

Анна Наумовна подавила вздох недовольства. Виталий Андреевич опять за свое! Как ему хочется бесконечно обсуждать одно и то же?

Она успела одеться и чуть подкраситься, пока Князев ехал в отдел культуры. Рабочий день закончился, и уборщица включила пылесос, чтобы почистить ковры. Анна Наумовна осталась в опустевшем отделе одна.

– Ты готова? – спросил Виталий Андреевич, входя. – Как я рад тебя видеть! Какая ты красивая! Анннушка, как я по тебе скучаю, ты себе не представляешь!

Она уклонилась от его поцелуя, натянула перчатки и вышла. Князев поспешил взять ее за локоть, помогая спускаться по лестнице.

– Так куда мы?

– В «Изумруд», – ответил он, чувствуя ее недовольство. – Ты не в настроении?

– Угадал. Как тебе удается быть таким чутким?

В ее голосе звенела ирония. Чем он рассердил Аннушку, Князев не знал, но ее немилость пугала. Почему она так сурова с ним в последнее время? Виталий Андреевич хорошо помнил, как начинался их роман, – медленно и спокойно, как будто даже с холодком. Он хотел немного отвлечься от надоевшей семейной рутины, а вот мотивы Анны так и остались от него скрыты. Сначала он думал, что Анне не хватает мужского внимания, близости, и что она не против восполнить существующую в ее жизни пустоту, но потом… Ее поведение оказалось странным. Она не старалась увлечь Князева, но и не уклонялась от его ухаживаний: принимала подарки, охотно ходила с ним на прогулки и даже позволяла некоторые вольности в виде полунамеков и как бы случайных объятий.

Виталий Андреевич все больше втягивался в эту замедленную игру. Он не рассматривал их отношения как нечто серьезное и собирался иметь их как дополнительное удовольствие к тому, что у него уже было, – жене, теще, сыну и невестке. Князев не любил изворачиваться, лгать и притворяться, поэтому он так и сказал Анне:

– Ты должна понимать, что у меня семья.

На что госпожа Левитина улыбнулась без тени обиды или недовольства.

– Конечно, – ответила она. – Не волнуйся. Я не собираюсь выходить за тебя замуж, и я не ревнива.

Виталий Андреевич никогда не изменял своей жене. Более того, семья была на первом месте в системе его жизненных ценностей! Он не был гулящим или распущенным мужчиной, никакие длинные ноги юных секретарш не могли соблазнить его настолько, чтобы он забыл свои обязательства перед женой. После работы он торопился домой, в отпуск они всегда ездили вместе, а выходные и праздники предпочитали проводить дома иди за городом. Нежные чувства к Эле с годами притупились, что Князев считал совершенно естественным. Зато остались дружеская привязанность и теплота.

Встретившись с Анной, он почувствовал необъяснимую тягу к ней. Сначала ему нравилось просто с ней разговаривать, потом он погрузился в какую-то лихорадочную жажду быть рядом, – ему уже не хватало двух-трех часов, которые они проводили вместе по вечерам пару раз в неделю. Самое интересное, что никакого интима между ними еще не было. Князев отчего-то робел, а Левитина не поощряла его к ласкам. Ей словно ничего и не надо было!

Каким образом произошло так, что Виталий Андреевич начал разговор о любви, он сам до сих пор до конца не понял. Князев и в юности особым красноречием не отличался, и, встречаясь с девушками, никогда им не говорил о своих чувствах. Он и Эле сделал предложение, не рассыпаясь в любовных признаниях. Это звучало примерно так:

– Ты мне нравишься. Думаю, мы сумеем понимать друг друга. Выходи за меня замуж!

Так или примерно так, – подробностей Князев уже не помнил.

Виталий Андреевич не был обойден женским вниманием. Он умел производить впечатление на прекрасный пол, но никогда этим не пользовался. В основном, ему приходилось отбиваться от женских ухаживаний и охлаждать пыл не в меру горячих подруг жены или коллег по работе. Его не интересовали внесемейные связи.

С Анной Наумовной все получалось по-другому. Казалось, она равнодушна к Князеву, и все же встречается с ним. Виталий Андреевич закипал от обиды, принимал решение больше не звонить, не приходить, и даже «выдерживал характер» от одной до двух недель. На большее его не хватало. Наступал период горького раскаяния и мольбы о прощении.

– Но вы ни в чем не виноваты передо мной, – скучающим тоном уверяла его госпожа Левитина. – Вы свободны и можете вести себя, как хотите.

– Этим вы желаете подчеркнуть, что и вы свободны? – раздражался Князев.

– Разумеется! А вы имеете что-то против?

– Но я не хочу быть свободным! – взревел он, безмерно удивляясь вырвавшимся словам.