Дом одиноких сердец - Михалкова Елена

– Дарья Андреевна, вы очень упорно уклоняетесь от разговора со мной, – сообщил Боровицкий, с ходу ошеломив Дашу.

«Когда я уклонялась от разговора? О чем он?» Она немедленно почувствовала себя виноватой и даже собралась извиниться, хотя не очень понимала, за что.

– Вы приняли решение, о котором мы с вами говорили?

Глеб не сводил с нее темных глаз, и от его взгляда Даша никак не могла сосредоточиться, обдумать, что же ей говорить. Что она расследует убийство его отца? Что у нее остались какие-то непонятные записи Петра Васильевича и она определится с квартирой, когда расшифрует их? «Господи, бред какой…»

– Послушайте меня… – Глеб сделал шаг навстречу Даше и оказался так близко, что она отшатнулась. Он был большой, какой-то квадратный, и от его дорогой кожаной куртки пахло автомобильным ароматизатором. – Долго вы собираетесь тянуть кота за хвост? Сколько можно…

Закончить Глеб не успел. Проша встал на задние лапы и поставил передние ему на грудь. Перед глазами Боровицкого-младшего оказалась лоснящаяся собачья морда. Пес дышал прямо в лицо Глебу, свесив набок лилово-розовый язык. Глеб, который терпеть не мог собак, сейчас с изумлением обнаружил у этого дикого пса ресницы, торчащие кустиками над глазами. А сами глаза были темно-карими и глубокими. Боровицкий отшатнулся, и собачьи когти заскользили по коже куртки.

– Проша, фу! – прикрикнула Даша, приходя в себя. – Фу, тебе сказали!

Пес нехотя снял лапы с человека. Боровицкий не сводил с него взгляда, а Даша не сводила глаз со слюны, оставшейся на куртке Боровицкого.

– Вы бы свою собаку в наморднике держали! – посоветовал Боровицкий, отступая еще на шаг и стараясь сохранять спокойствие. – Она у вас опасна для людей. Будь у меня пистолет…

– Будь у вас пистолет, вы бы даже вытащить его не успели, – резко сказала Даша. Вся ее растерянность улетучилась от одного взгляда на обмусоленную дорогую куртку Глеба. – Вот что, Глеб Петрович, – продолжила она, не давая Боровицкому времени прийти в себя, – расскажите мне, что там у вас за история с Горгадзе. Он ведь – я правильно помню? – ваш родственник?

Глеб хотел было ответить, что их история – не ее собачье дело, но слово «собачье» молниеносно вызвало в его памяти морду с белыми кустиками ресниц и влажным языком. Он поморщился и начал рассказывать.

Свою сестру Элю Игорь Горгадзе очень любил, хотя она была ему и не родной, а всего лишь сводной. Но какая разница – сводная, родная… Главное, чтобы каждый находил в другом необходимую родственную поддержку. А Игорь ее, безусловно, находил. Сколько себя помнил, он всегда бежал к Эльке за утешением. Старшая сестра выслушивала его, советов не давала, но Игорю советы и не нужны были. Главное – выговориться близкому человеку.

Сначала Игорь жаловался на родителей – в подробностях рассказывал, кто и как его обидел. А обижали родители часто, потому что характер у маленького Игоря был вредный и пакостный. Потом, когда подрос, стал жаловаться на обидчиков в школе. Характер у него остался таким же вредным и пакостным, но возможности расширились – теперь Игорь сначала рассказывал Эле, что он придумал для Сереги Ведерникова, а потом жаловался на то, что сделал с ним в отместку сволочь Ведерников. Эля покорно слушала, кивала, заваривала вкусный травяной чай. Напившись чаю, довольный Игорь уходил.

К концу школы он сформировался в умного злого подростка, поставившего перед собой незамысловатую цель заработать как можно больше денег. Игорь начал обдумывать разные пути. Для начала поступил в пединститут, потому что язык у него всегда был хорошо подвешен, а еще потому, что в пединституте училось очень много девочек и очень мало мальчиков. А в уме Игорька уже начал вырисовываться неясный план по обретению финансового благополучия.

Ко второму курсу план оформился окончательно. Он был прост и очень банален. Нужно было всего лишь выбрать состоятельную девушку из сокурсниц, охмурить ее и жениться на дурочке. А там – пусть рожает себе детей, ходит в бассейн и в парикмахерскую и готовит ему еду. А распоряжаться финансами будет он, Игорь.

В наполеоновских мечтах Горгадзе видел себя зятем преуспевающего столичного чиновника, которому восхищенный тесть передает какое-нибудь дело. А там – развернись, душа! И план был вполне осуществимый, и девочки подходящие, разумеется, нашлись, и внешность у Игоря была очень даже ничего – полугрузинского розлива. Иногда он загадочно намекал на княжеские корни и трагическую судьбу деда. Девочки таяли и жалели Игоря.

Возникла только одна небольшая сложность. Нет, даже не сложность, а так, неприятность. Сводная сестра Эля категорически отказывалась выслушивать рассказы брата о его планах. Более того, дала понять, что ей они противны. Пару раз он начинал ей жаловаться на провал с той или другой девочкой, но вместо сочувствия Эля – тихая, молчаливая Эля, никогда в жизни слова не сказавшая ему поперек! – хмурилась и уходила в другую комнату.

Сначала Игорь ничего не понимал, а потом догадался: она же ревнует, дуреха! Вот смех-то! Нет, к Эльке он всегда хорошо относился – и красавица, и мозги вроде бы есть. Но они же родственники, понимать надо! Нет, жену-то он себе все равно выберет, а сестра пусть сама со своими эмоциями справляется.

Эля была старше на три года, но Горгадзе очень удивился, когда на последнем курсе института она вышла замуж. Ее избранник Игорю категорически не понравился – высокий, худой, с непонятно откуда взявшимися барскими замашками. Ну конечно, потомственный москвич, само собой! Когда Игорь упомянул о своем княжеском происхождении, этот нахал с интересом спросил:

– А из какой именно княжеской фамилии? Вообще-то в Грузии их не так много…

Игорь попытался вывернуться, намекнул на трагическую судьбу деда, что всегда прекращало любые расспросы на корню. Ну как же, у человека такая трагедия!

– А при чем тут твой дед, прости, не понял? – удивился муж сестры. – Ты что, фамилию его не знаешь? Откуда же про княжеский род известно?

От неожиданности Игорь совершенно потерялся – начал блеять что-то, попытался перевести разговор на другое… Но Боровицкий оказался неожиданно упертым типом.

– Нет, ты постой, – вежливо сказал он. – Ты говоришь, у тебя княжеский род, так? Вот я тебя и спрашиваю – с чего ты взял? С того, что твоя бабушка рассказывала?

Вокруг засмеялись. Горгадзе не знал, что ответить. А самое обидное – что его вечная заступница Элька стояла рядом со своим мужем и молчала. Ни словечка не сказала! Как будто так и надо… Вот за это унижение Игорь пообещал себе отомстить и выскочке Боровицкому, и предательнице сестре.

Отомстил качественно и со вкусом; опять-таки с выгодой для себя. Правда, получилось, что не Боровицкому, а Эльке, но тоже неплохо. У сводной сестры была подруга – толстая дуреха с курчавыми, как у негра, волосами. Игорь с ней случайно познакомился у Эли в гостях, а там и план составился. Подруга по имени Катя была глуповата, влюбчива и происходила из правильной семьи: папа работал в облпотребсоюзе, мама шуршала секретарем в Союзе писателей. Два «союза» в работе родителей Катерины грели сердце Горгадзе. Недолго думая, он окрутил дуреху, и через пару месяцев после близкого знакомства Катюша могла есть у него с рук все, чем бы он ни вздумал ее кормить.

А потом Игорь торжественно объявил об этом сестре.

Первый раз за все время, что он ее знал, тихая Эля вышла из себя. Начала какую-то ахинею выкрикивать – что-то вроде того, что не отдаст лучшую подругу на растерзание негодяю. В общем, очень красиво и пафосно. Игорь только посмеивался. А затем она вздумала поговорить с Катей. На что, собственно, Горгадзе и рассчитывал.

Эля жаждала раскрыть подруге глаза на ее жениха, но за два месяца Игорь успел провести хорошую работу. Дурочка Катя вывалила в ответ на Элю все, чем он успел напичкать ее кудрявую голову. И то, что Эля всегда мешала увлечениям брата, и то, что она сама влюблена в него, и даже то, что за своего сноба Боровицкого она вышла только назло ему, Игорю. «А теперь хочешь мне свадьбу расстроить? – зло кричала Катя. – Ничего у тебя не получится!» Эля выслушала ее молча, повернулась и ушла. Этим бы все и закончилось, но, спускаясь с лестницы, она неизвестно отчего потеряла равновесие, скатилась со ступенек и сломала себе ногу. И уже в больнице у нее случился выкидыш. «Ударилась сильно, – сказали потом Боровицкому врачи, – да еще переволновалась. Ничего, еще нарожаете».

Боровицкий начал с того, что избил Горгадзе до состояния свиной отбивной. В больницу к Игорю пришел хмурый мужик, взял у него заявление, и Горгадзе уже предвкушал, как ближайшие три года будет носить Боровицкому передачки. Но тут что-то пошло не так.

Когда, выйдя из больницы, он попытался узнать о ходе дела, то столкнулся с непробиваемой стеной. Следователь долго отфутболивал его, потом объяснил, что у Боровицкого алиби, а на возмущенные крики Горгадзе посоветовал придумать что-нибудь поинтереснее, чем клеветать на недругов.