Обратный отсчет - Малышева Анна

– Твое приданое спасу, я не я буду! – чуть опомнившись и снова прижав к себе дочь, обещает казначейша. – Нынче же снаряжу Антошку и двух-трех людей с ним. Пусть увезут твой сундук в Александрову, в наше имение, там схоронят. И кое-какие братнины вещи туда уложу, он мне передал на подержание. Мне бы, дуре, тогда еще смекнуть, что к нам ко всем подбираются, раз он боится у себя ту укладку держать! Дай Бог, проедут. Боюсь, не приехали бы к нам еще нынче на двор незваные гости, не указали бы мне, хозяйке, новое место – в углу да под лавкой! Уж и не знаю, где я теперь – у себя в дому али нет?

Теперь рыдает и сама казначейша, и нянька, от испуга будто постаревшая вдвое, и ошеломленные девки, кстати припомнившие, что опальную семью тянут к допросу всю – до последнего челядинца. Заливаясь слезами, казначейша приказывает принести Дашин сундук из кладовой и сама прячет между шуб и шелков укладку своего брата, князя Афанасия Вяземского, тоже считающего себя накануне опалы. За годы, проведенные рядом с царем, который только из его рук соглашался принимать лекарство, князь научился распознавать грозу заранее и теперь был уверен, что она его не минует.

– Копила, берегла! – причитает казначейша, запирая сундук. Девки уже не то что плачут – воют, как по покойнику, так что на дворе разлаялись встревоженные цепные псы. – Копи вот! Роди вот дочь да вырасти, сыщи ей жениха! Не к месту будь сказано, а и Постниковых всех взяли! Я-то думала, к Яблочному Спасу породнимся!

Даша стоит, будто каменная, не чуя ни рук, ни ног. Она не причитает, не плачет со всеми, а только молча провожает взглядом уносимый огромный сундук со своим приданым, над которым она столько мечтала последний год, с того дня, как случайно увидела синеглазого отцовского гостя, безотчетно угадав в нем будущего жениха. Девушке чудится, что вместе с сундуком слуги уносят прочь все ее мечты и всю прежнюю, легкую и привольную жизнь.

Глава 5

Они проснулись рано, чуть не с первыми лучами солнца, упавшими на широкую, застланную новым бельем постель. Дима пережил жутковатую минуту, когда спросонья спутал свою новую подругу с Людой и чуть не назвал ее этим именем. «Женщины такого не прощают!» Он пытался понять настроение Марфы, но это ему не удавалось – она попросту ничем его не проявляла, лежала, глядя в потолок, и о чем-то размышляла. Он предложил ей на выбор стакан вина или томатный сок – все, что уцелело от вчерашней скромной пирушки. Она выбрала сок, Дима выпил вина и немного пришел в себя.

– А я еще вчера утром знала, что этим кончится, – сказала Марфа, ставя на пол пустой стакан. Она сладко потянулась, села в постели и лукаво взглянула на Диму: – Я всегда знаю заранее.

– Я – нет, – ответил он довольно сдержанно. Его покоробило слово «всегда» – получается, его ставили на одну доску с теми самыми воздыхателями, которые, по ее словам, смертельно надоели Марфе.

– Ну естественно, ты не мог ничего предвидеть, – самоуверенно заявила она. – Ты же меня не знаешь.

– А ты меня знаешь?

– Узнав одного мужчину, узнаешь их всех. – Марфа достала из сумочку щетку и принялась расчесывать темные спутанные локоны. – Я видела, что ты меня хочешь. Если бы не Люда, ты бы не выдержал еще в Москве. Даже одной ночи не продержался бы.

Дима не отвечал. Его уязвлял и тревожил этот тон – Марфа как будто подтрунивала над ним и его нечистой совестью. Он мог бы ответить тем же, напомнить о ее старой дружбе с Людой, о том, что она сама с ним заигрывала… Но ему не хотелось затевать ссоры. Эта ночь была чудесной и очень отличалась от пресных, почти супружеских ночей с Людой. «Наверное, я просто не создан для брака, – подумал он, одеваясь и стараясь спрятаться за открытой дверцей шкафа. – Люды нет и недели, а я уже…»

Марфа тоже встала. Она одевалась неторопливо, без всякого стеснения, и мужчина невольно любовался ее свободными, гибкими движениями, линиями ее худощавого, изящного тела. Он невольно сравнил ее с Людой, и та не выдержала сравнения. «Я все-таки сволочь».

Марфа как будто подслушала его мысли. Раскрыв пудреницу и сурово глядя в зеркальце, она спросила, что он будет делать дальше. Как поступит, если Люда вернется?

– Сперва надо, чтобы она вернулась, – резонно ответил он.

– А тебе этого хочется так же, как раньше?

Вопрос попал в цель, и Дима, не выдержав, взвился:

– Кто это читает проповедь? Святая Цецилия? Кажется, вместе грешили!