Честь семьи Лоренцони - Леон Донна

– Грибы; я совсем забыла про грибы, – сказала она, сняв сковороду с плиты и открыв нараспашку окно. И все разговоры о любви, все тайные мысли улетучились в открытое окно вместе с дымом от пригоревших грибов.

12

Осушив свой бокал, Брунетти прошел по коридору и постучал в дверь комнаты Раффи. Не услышав ничего, кроме монотонного «бум-бум», Брунетти встревожился и распахнул дверь. Раффи лежал на кровати с раскрытой книгой на груди и сладко спал. Беспокоясь о душевном здоровье Паолы, Кьяры и всего человечества, Брунетти на цыпочках подкрался к небольшой магнитоле, приютившейся на книжной полке, и осторожно приглушил звук. Краем глаза взглянул на Раффи: тот даже не пошевелился, и тогда Брунетти сделал еще тише. Потом тихонько приблизился к кровати и прочел название книги: «Интегральное исчисление». Неудивительно, что парень заснул.

Кьяра уже хлопотала на кухне, бормоча проклятия в адрес несчастных равиоли, наотрез отказывавшихся принимать в ее неловких руках нужную форму. Он молча кивнул ей и проследовал к кабинету Паолы. Сунул голову внутрь и сказал:

– Если понадобится, мы в любой момент сможем спуститься к Джанни за пиццей.

Паола подняла глаза, оторвавшись от своих бумаг, и строго посмотрела на мужа.

– Не важно, что там у нее в итоге получится. Мы съедим все без остатка, и ты будешь первым, кто попросит добавки. – Прежде чем Брунетти успел возразить, она с угрожающим видом направила в его сторону остро отточенный карандаш: – Это первый в ее жизни ужин, который она приготовила сама, и все должно пройти без сучка без задоринки. – Увидев, что он снова пытается что-то сказать, она снова оборвала его: – Пригоревшие грибы, макароны, смахивающие на обойный клей, и курица, которую она замариновала в соевом соусе, так что соли там не меньше, чем в Мертвом море.

– Пальчики оближешь, – заметил Брунетти.

Что ж, по крайней мере хорошо, что она до вина не добралась. Уж вино-то трудно испортить.

– А как насчет Раффи? По-твоему, он тоже согласится уписывать за обе щеки ее стряпню?

– Как, по-твоему: он любит свою сестренку или нет? – осведомилась Паола с так хорошо знакомым ему наигранным негодованием.

Брунетти промолчал.

– Ладно, ладно, я посулила ему десять тысяч лир, если он сядет с нами за стол и не станет крутить носом.

– А мне? Я тоже хочу десять тысяч лир! – обиженно воскликнул Брунетти и исчез.

Спускаясь по улочке, ведущей к мосту Риальто, Брунетти осознал, что впервые после злополучного обеда с тестем чувствует себя по-настоящему хорошо. У него словно камень с души свалился, хотя он до сих пор так и не понял, что угнетает Паолу. Но их последний разговор, та легкость и непосредственность, с которой они общались, убедили его в том, что их брак не так-то просто разрушить, что, несмотря на обилие проблем, они все-таки устоят. Вверх-вниз, вверх-вниз торопился он по мостикам, перекинутым через каналы; так же и его настроение в течение сегодняшнего дня не раз прыгало то вверх, то вниз. Утром он был так рад, получив возможность расследовать это дело, потом выбит из колеи неожиданным откровением графа, а потом чуть не расплакался от умиления, узнав, что Паола подкупила Раффи.

И только мысль о предстоящем ужине, состряпанном Кьярой, грела ему душу, давала сил, чтобы набраться мужества перед нелегким разговором с родителями Роберто Лоренцони. Господи, да он был готов целый месяц кряду уплетать ее стряпню, лишь бы только избежать встречи с семьей Роберто и не стать в очередной раз черной птицей, приносящей на своих крыльях дурные вести.

Палаццо Лоренцони был расположен неподалеку от здания муниципалитета, но Брунетти пришлось сделать крюк и, минуя кинотеатр «Россини», вернуться к нему по Понте-дель-Театро, перекинутому через Большой канал. Здесь он остановился на минутку, чтобы понаблюдать за ходом реставрации зданий, стоявших по обеим сторонам канала. Когда он был мальчиком, воду в каналах постоянно очищали, и потому она была такой прозрачной, что в ней можно было купаться. Теперь же очистка воды превратилась в грандиозное событие, настолько редкое, что всякий раз, во время проведения этого мероприятия, местная пресса принималась на все лады воспевать предприимчивость муниципальных властей. И теперь вряд ли кто рискнул бы искупаться в здешних водах.

Наконец он добрался до палаццо, мрачного четырехэтажного здания с окнами, выходящими на Большой канал. Позвонил в дверь и, не дождавшись ответа, позвонил снова. Из переговорного устройства раздался резкий мужской голос: