Зной - Келлерман Джесси

— Дело не в трясине, а всего в одном человеке, оказавшемся безголовым идиотом.

— Ты только на меня-то особо не серчай, — сказал Реджи. — Это ж твои соплеменники.

Такова была еще одна представлявшаяся ей несносной особенность Реджи: его уверенность в том, что раз он черный — и женат на ней, — то имеет право молоть любую оскорбительную чушь, какая только влезет ему в голову. Точно так же он, заявившись домой в час, слишком поздний для чего бы то ни было, говорил, что по времени цветных людей нисколько не запозднился.

— Я вот никогда не опаздываю, — однажды сказала она ему. — Зато историчка в нашей средней школе опаздывала куда бы то ни было хронически, а она была еврейкой.

— Ладно. Тогда по времени национальных меньшинств.

Она напомнила Реджи о его маниакально пунктуальном партнере-корейце.

— Ну хорошо, а как назвала бы это ты!

— «По времени вечно опаздывающих людей» тебя устроит?

Впрочем, она уже научилась не обращать внимания на такие его закидоны. Вместе они больше не жили, и относиться к ним серьезно было необязательно. И потому сказала:

— Да, это мои соплеменники, Реджи. Ты прав.

ТРИ ДНЯ СПУСТЯ он отвез ее к адвокату, который занимался имущественными делами. Глория была рада возможности выбраться из дома. Урна корила ее, грозила ей пальцем всякий раз, как она проходила мимо. Поначалу Глория держала ее в спальне и, переодеваясь, закрывалась от урны дверцей платяного шкафа. Однако ощущение собственного целомудрия быстро ее утомило, и она перенесла прах Карла в гостиную — поставила урну на телевизор, тем самым лишив себя возможности смотреть любимый сериал «Риск».

Они поехали через Колдуотер-Каньон в Ван-Наис, где рекомендованный Уэсом Кацем адвокат держал офис в здании, наполненном кабинетами дешевых дантистов и дешевыми порностудиями.

— Твой Кац случайно не пошутил? — спросил Реджи.

Они стояли, ожидая лифта, в вестибюле. Реджи водил пальцем по висевшему на стене списку обитателей дома. Глория прижимала к груди урну, завернутую в пакет супермаркета «Ральфс».

— Не думаю.

— «Уирли и Уирли», — фыркнул он. — Диснейленд какой-то.

Братья Уирли вели практику совместно. Младший работал с утра, старший после полудня. Поскольку Глория записалась на вторую половину дня, это означало, что ей и Реджи предстояло встретиться со Стеффордсом.

Пока они сидели в приемной, Глория пыталась читать «Ньюсуик», а Реджи продолжал бухтеть.

— Стеффордс Уирли? Что это, на хрен, за имя?

Глория шикнула на него.

— Сдается, мы с тобой в клоунский колледж пришли поступать.

— Умолкни, Реджи.

Стеффордс Уирли оказался сонным астеником с выступающими зубами. Освещен его кабинет был скудно, поэтому Глория не сразу заметила зачесанные поперек лысины жидкие волосы Стеффордса. Каковые, предположила она, и составляли причину такого освещения.

Сквозь окно кабинета она видела за бульваром Виктории закусочную, забитую обедающими старлетками, чьи декольте доходили до стоявших перед ними тарелок с домашним сыром. Напротив каждой за столиком сидел мужчина с собранными в хвостик волосами и апоплексической от постоянной жизни в беспроводных сетях физиономией.

— Уэс сказал, что он был хорошим человеком, — пророкотал Уирли.

Теннессиец? На перемещенного южанина он не походил; в отношении эстетическом Уирли был типичным ваннаисцем. Впрочем, решила Глория, это, наверное, происходит с каждым, кто перебирается сюда: наследственные признаки его уничтожаются, сменяясь загаром.

— Весьма сожалею о вашей потере, — прибавил он.

Слова эти Глория слышала далеко не впервые, и всякий раз они звучали так, точно речь шла о ключах, которые она куда-то засунула, а куда — забыла.

— Спасибо, — сказала Глория, выкладывая перед ним на стол свидетельство о смерти Карла.

Пока Уирли читал бумагу, лицо его становилось все более озадаченным. Прежде чем он успел хоть что-то сказать, Глория извлекла из пакета урну и поставила ее на стол.

Уирли даже съежился в кресле:

— Что это?

— Они кремировали его еще до того, как я приехала, — объяснила Глория.

Уирли позеленел и рывком отъехал вместе с креслом от стола.

— А вот это совсем ни к чему, — сказал он.

Реджи, давясь от смеха, вынес урну из кабинета.

— Извините, — сказал Уирли. — У меня на этот счет особая сенситивность.