Карма фамильных бриллиантов - Володарская Ольга

– А если б я его взяла, тогда что?

– Я отобрал бы его у вас по дороге.

– А потом убили?

– Да что вы заладили! Нет, если бы вы не стали корчить из себя героиню, я не причинил бы вам вреда.

– Неужели отпустили бы меня на все четыре стороны? Не верю!

– Я отвез бы вас – я и теперь так сделаю – в одно укромное место, где вы посидели бы под замком пару дней, пока я не окажусь в безопасности…

Он собирался продолжить, но тут за дверью раздался громовой голос главврача, и Марк, подскочив к Ане, ввинтил пистолет ей в ребра и нервно шепнул на ухо:

– Без глупостей.

Аня порывисто вздохнула (ей вдруг показалось, что его грубое прикосновение может причинить вред ее ребенку) и часто-часто закивала.

Дверь открылась. В проеме показалась огненная шевелюра Евгения Геннадьевича.

– Вы все еще тут? – спросил он.

– М-ху, – промычала Аня, боязливо покосившись на Марка.

– Придется выкатываться. Сейчас благотворители с осмотром пойдут. А у нас тихий час, посещения запрещены.

– Мы уже уходим, – заверил его Суханский, одарив улыбкой. – До свидания.

– Пока, пока, – бросил главврач, придержав для них дверь.

Марк одной рукой обнял Аню за плечи, а вторую, с пистолетом, спрятал в карман и прижал к ее боку. Так, держась вплотную друг к другу, они вышли из палаты. В обнимку спустились по лестнице на первый этаж, вышли за порог дома. Данилка встретил их радостным лаем и стал прыгать на хозяйку, однако Марк отпихнул его и повел Аню к машине.

– Мы не возьмем Данилку с собой? – спросила Аня, обернувшись на поскуливающего пса.

– Нет, – отрезал Марк. – Мне хватает возни с вами…

– Но мы не можем его так оставить!

– Ничего с ним не случится. Кто-нибудь его обязательно отвяжет… – Он подвел Аню к машине, но с пассажирской стороны, и, открыв перед ней дверцу, сказал: – Поведу я.

Марк усадил девушку на сиденье. Сам занял водительское место, но тронулся не сразу. Сначала накрепко пристегнул Аню ремнем безопасности и перетянул ей руки веревкой, предусмотрительно захваченной из ее же дома (она помнила, что покупала этот моток, чтобы подвязывать цветы). После чего Марк похлопал себя по карману, напоминая ей, что там лежит пистолет, и завел мотор.

Машина покатила прочь от дома инвалидов. Ей вслед несся тоскливый собачий вой.

Переступив порог квартиры, Вульф услышал угрожающее шипение и отступил.

– У вас что, змеи? – спросил он у Сергея, опасливо озираясь.

– Нет, у нас кошки, – ответил Отрадов. Но Новицкий уже сам увидел, что змеиное шипение издают не пресмыкающиеся, а млекопитающие: роскошные сиамские коты со злющими мордами. – Еще пес есть, но он нынче отсутствует. – Сергей с надеждой посмотрел на племянника. – Наверное, Аня с ним гуляет…

– Будем надеяться, – буркнул Вульф, косясь на кошаков – те приняли характерные позы охотников и нацелили морды на его ступни. – Ты Марку звонил?

– У него, как и у Ани, телефон временно недоступен. Но я оставил на автоответчике сообщение. Сказал, что обнаружились новый факты по делу «Славы» и я хочу их ему поведать. – Сергей взял Новицкого под руку и повел его по коридору в глубь квартиры. Когда они проходили мимо кабинета, он остановился и сказал Эдику: – Аня компьютер забыла выключить. Куда это она так торопилась?..

Он вошел в кабинет и направился к компьютеру. Когда он нажал на «энтер» и плавающие по экрану звезды сменились картинкой, Сергей увидел окно «Яндекса». В поисковой строке было набрано «Кон-Н», а под ней шли пункты найденных совпадений. Пробежав по ним глазами, Отрадов воскликнул:

– Так вот кто такой этот Кон!

– Кто? – переспросил Новицкий, поскольку не мог без очков рассмотреть текст на экране.

– Художник Кон-Невский, слышал о таком?

Вульф напряг память. Фамилия казалась знакомой, но он никак не мог сообразить, откуда.

– Настоящая его фамилия Коневский. Адриан Сомович.

Услышав редкое имя, Новицкий вспомнил человека, носившего его. Худой, бородатый, с огромными голубыми глазами и плохо залеченными зубами, он сильно выделялся среди маменькиных гостей своей внешностью. Остальные были холеными, успешными, элегантными, а Коневский редко причесывался, а вместо фрака носил стеганую тужурку.

– Я знал его, – сказал Эдуард Петрович. – Он был маминым приятелем. Они познакомились еще до войны, когда Элеонора жила в Ленинграде. Адриан, как и она, был благородного происхождения, и мама готова была его любить только за это. Но Коневский был еще и талантливым художником, а она всегда уважительно относилась к одаренным людям… – Новицкий вытащил очки и, водрузив их на нос, пробежал глазами по экрану. – Не думал, что он станет известным, пусть и после смерти…

– Почему?

– Он был из породы неудачников. Не таких, из-под носа которых уходят последние трамваи, а, как бы это сказать… глобальных, что ли? Сам он всю жизнь страдал от разных болезней (хотя вижу: пожил прилично), родители его были репрессированы, сестра умерла в блокаду, жена в войну потеряла ногу, единственная дочь родилась умственно отсталой… Но он все равно ее очень любил. Сказки ей читал, мастерил для девочки игрушки, которые, когда она умерла, привез мне, маленькому (одну я очень хорошо помню: эдакая стеклянная штуковина с домиком внутри, ее когда встряхнешь, снег идет). Мать говорила, что он сильно переживал, когда Дуняша умерла.

– Дочь Коневского звали Дуней? – встрепенулся Сергей.

Вульф собрался ответить, но тут затренькал его мобильник, и он лишь кивнул. Поднеся телефон к уху, он бросил отрывистое «да» и стал слушать. Не прошло и минуты, как Новицкий убрал сотовый в карман, после чего сказал Сергею:

– Машину твоей дочери полчаса назад останавливали для проверки документов на Рижском шоссе. В салоне она была не одна, а с мужчиной средних лет (как я понимаю, Суханским) и большой лохматой собакой.

– На Рижском, говоришь? – переспросил Сергей, торопливо выключая компьютер. – Тогда я знаю, куда они направились.

– И куда же?

– За «Славой»!

– А ты знаешь, где «Слава»?

– Теперь да.

В кабинете Головина стоял жуткий холод, и Станислав Павлович сидел, закутавшись в видавшую виды фуфайку. Петр же то и дело дышал на замерзшие пальцы, ежился, но не уходил.

– Какой вы, Петр Алексеич, однако, дотошный, – пробурчал Головин, отрываясь от протокола.

– А как иначе, если моей клиентке грозит встреча Нового года в «обезьяннике»?

– Вашей клиентке грозит двадцать лет заключения. Так что пусть привыкает…

– Станислав Павлович, вы прекрасно понимаете, что я не дам ее посадить. – Моисеев в очередной раз подышал на руки и, так их и не согрев, достал из кармана брюк зазвонивший телефон и отключил его – звонил тесть, и Петр был уверен, что ничего срочного он ему не сообщит, а значит, можно поговорить попозже. – Я докажу, что Ева к этим двум убийствам не причастна. Я найду свидетелей…

– Одного уже нашли, – усмехнулся майор. – Да только показания Отрадова мало что меняют. То, что он видел вашу подзащитную выбегающей из дома Карелии Самсоновны, ничего не доказывает. Гражданка Новицкая могла наведаться к ней и раньше (что, я уверен, и сделала пять дней назад), а потом, как многих убийц, ее потянуло на место преступления, и она явилась на Татарскую вновь…

– Зачем?

– А вдруг она там обронила свою сережку, пуговку, накладной ноготь, кредитную карту или еще что-то, и вернулась за ней?

– Но при этом не стерла отпечатки? Идиотизм.

– Это вы, Петр Алексеевич, для суда приберегите. Мне ничего доказывать не надо. Я следователь, а не судья.

– Не мне вам объяснять, что многое зависит от уверенности следователя в виновности или невиновности подозреваемого. Вспомните, например, фильм «Место встречи изменить нельзя»…

– Вот только не надо из меня делать Шарапова! – отмахнулся Головин раздраженно. – А из себя корчить Перри Мейсона!

– Разве я корчил?

– Ну а как же? – Майор отшвырнул ручку и уставился на Моисеева прищуренными зелеными глазами. – Я понял, вы свое расследование надумали вести.

– Не я – Эдуард Петрович.

– Еще лучше! Вульфу что, лавры Шерлока Холмса покоя не дают? Или он на старости лет вдруг возлюбил свою дочурку? Что-то я не припомню, чтобы раньше они разговаривали друг с другом без мата и проклятий… – И, видя, что Петр собирается ответить, мотнул головой, говоря этим жестом, что ничего слушать не хочет. – Идите уже, Петр Алексеевич. В любом случае в этом году вам помочь подзащитной не удастся…

– Помогите хотя бы перевести ее в отдельную камеру.

– Некуда мне ее переводить, – буркнул майор и, схватив ручку, принялся что-то строчить. – А теперь оставьте меня, пожалуйста, мне еще отчет дописывать…

Но дописать отчет ему не дали. Едва он успел вывести на бумаге пару слов, как на столе затрезвонил телефон. Майор с мученической гримасой поднял трубку.