Дом одиноких сердец - Михалкова Елена

– Ничего я пока не решила… – начала было Даша, но Максим перебил ее:

– Разве? Ты сама мне сказала пять минут назад, что собираешься вернуть квартиру законным владельцам. А все из-за чего? Из-за того, что кто-то нарушил твой душевный покой! Самое смешное, что не близкий тебе человек, а совершенно чужой и, кстати говоря, антипатичный. До мнения которого тебе и дела-то быть не должно.

– Да я клиента потеряла! – попыталась защищаться Даша.

– У тебя клиентов, между прочим, десять человек. Ты от них даже отказываешься. Так что не парь мне мозг по поводу клиентов, ладно?

Максим опять уткнулся в бумаги, а Даша осталась сидеть, обдумывая услышанное.

– Ну ладно, ты чего так разошелся? – примирительно спросила она спустя несколько минут. – Уж и пожалеть себя нельзя.

– Да ну тебя! – махнул рукой муж. – Пожалеть себя, конечно, можно и нужно. Вот только твоя жалость переходит все границы. Ты не словами ограничиваешься, а сразу хочешь от всего отказаться, лишь бы тебя не трогали. Ну так отдай квартиру, и черт с ней! Тем более что затея с расшифровкой историй Боровицкого кажется мне все более бредовой. Кстати, хотел тебе днем позвонить, да закрутился… – вспомнил он, и Даша насторожилась. – Я поговорил с одним из наших, с Лехой Макаренко, у него брат жены в политехе работает. Так вот, брат его уверяет, что мозги у бывшего ректора Яковлева получше наших будут. Не знаю, что он там придумывает с рыбками, но его последние статьи, которые он в прошлом году написал, весьма грамотные и продвинутые. И вообще он до сих пор большим авторитетом пользуется, хотя уже давно не ректор.

– Значит, Денисов мне соврал… – задумчиво кивнула Даша. – Я почему-то так и думала. Интересно только, для чего?

На следующее утро она собралась и поехала в театр, где когда-то танцевала балерина Окунева. Поездка оказалась неудачной.

– Ее там вообще никто не помнит! – разочарованно рассказывала Даша в тот же вечер, стругая огурец для салата. – Олеська, режь яйцо помельче. Что за ломти у тебя получаются?

– Да ладно, все равно будет вкусно, – отмахнулась дочь. – Мам, а она была хорошей балериной?

– Не знаю, – пожала плечами Даша. – Наверное, обычной.

– А с кем ты беседовала? – поинтересовался Максим, под шумок утаскивая малосольный огурец.

– Со всеми, – вздохнула Даша. – И со старенькими гардеробщицами, и с какой-то важной дамой из администрации. Никто даже фамилии Окуневой не вспомнил! Хотя про статью я говорила, кажется, убедительно… Максим, оставь огурец, нам для салата не хватит!

– Может быть, твоя Окунева все придумала? – предположил Максим. – Хотелось ей быть балериной, вот она и нафантазировала.

– А Боровицкий тоже попался на ее выдумку? – засомневалась Даша. – Вряд ли. Да и держится она так… в общем, как балерина.

– А ты много отставных балерин видела, дражайшая супруга? Судя по твоим рассказам, половина стариканов из пансионата все про себя фантазируют.

Даша задумалась. Она не могла вспомнить, говорила ли ей управляющая о том, что Окунева – балерина, или она слышала это только от самой Виктории Ильиничны и от Боровицкого? Да, а ведь есть еще Яковлев! Про которого Петр Васильевич говорил, что у него выдающийся ум, а Денисов утверждал, что он просто ненормальный… Интересно, кому же из них верить?

– Знаешь что, Максим… – решительно объявила Даша. – Завтра я сама спрошу у Окуневой и Красницкой про работу и их отношения с Боровицким!

– Так они тебе и скажут, – хмыкнул муж. – Хотя попробовать можно. Только, пожалуйста, держи Прошу при себе, хорошо?

– Да, мам, ты давай там поосторожнее, – попросила Олеся. – Вдруг тебя убьют? А у меня даже черного платья на похороны нет.

Максим с Дашей переглянулись и захохотали.

Утром ударил осенний морозец и выглянуло солнце. Когда Даша достала утепленную куртку, Проша в нетерпении подпрыгнул и пытался облизать капюшон.

– Безобразие, – строго заметила она. – Взрослый пес, а ведешь себя как щенок. Нет, даже как пудель.

На пуделя Проша обиделся и ушел на свой коврик – ждать, пока хозяйка оденется. Наконец они вышли на улицу, и оба зажмурились – солнце светило вовсю. Пока, не торопясь, брели через парк, Даша пыталась составить план разговора с Красницкой. Римма Сергеевна ей нравилась, и не хотелось обижать ее с ходу обвинениями во вранье. Приблизившись к воротам, Даша убедилась, что так ничего у нее и не придумалось, и осторожно прошла внутрь, косясь на охранника.

Все пациенты пансионата гуляли. Мимо Даши проехал на инвалидной коляске грузный мужчина, даже не посмотрев на нее. Проша отступил на шаг назад и наклонил голову от удивления. Вдоль дорожек на скамейках по одному и парами сидели старики. Кто-то беседовал, кто-то молча грелся на солнышке. «Это неправильный мир», – вспомнила Даша слова управляющей. Может быть. Но сейчас обитатели этого неправильного мира выглядели гораздо лучше пенсионеров из ее собственного дома, ютившихся на кривых лавочках возле переполненных мусорных баков.

На дорожке около пруда Даша заметила знакомую фигурку и поспешила к ней. Проша, не дожидаясь команды, покорно улегся за знакомыми кустами, прикрыл морду лапой и вздохнул.

– Римма Сергеевна, здравствуйте!

Даша с интересом разглядывала старушку. На ней было длинное черное пальто и кокетливый розовый шарфик. Седую голову с кудряшками закрывал крошечный беретик под цвет шарфа. «Ну вылитая новогодняя игрушка, – пришло Даше в голову. – Уменьшить ее, повесить на веточку – и будет этакая сказочная старушка. Еще корзинки не хватает».

– Ой, Дашенька! – обрадовалась Красницкая. – Добрый день! А вы посмотрите, день-то сегодня какой хороший, а?

Даша согласилась, что день замечательный, и они пошли рядом по дорожке. Время от времени Даша сходила с тропинки, чтобы пропустить бредущих навстречу старичков. Они дошли почти до здания пансионата, как вдруг Римма Сергеевна схватила Дашу за руку.

– Дашенька, давайте туда не пойдем! – шепотом попросила она.

– А что такое? – тоже шепотом спросила Даша, хотя поблизости никого не было. Только охранник виднелся за оконным стеклом около двери.

– Там… понимаете, там человек, с которым я не хочу встречаться…

Красницкая потащила Дашу за собой в противоположную сторону, но Даша, оглянувшись, успела заметить бывшую балерину Окуневу. Когда они обошли пансионат по кругу, запыхавшаяся старушка остановилась.

– Давайте посидим, Римма Сергеевна, – сочувственно предложила Даша.

Они сели на скамейку.

– Почему вы ее боитесь? – спросила Даша прямо.

– Я?! Боюсь?! – оскорбилась старушка. – С чего вы взяли?!

– А почему же тогда не хотите встречаться?

– Просто она мне неприятна, – пожала плечами Красницкая. – К тому же…

Красницкая помялась немного и в конце концов призналась, что они с Окуневой поссорились.

– Пришла она ко мне ночью… – рассказывала Красницкая, придвинувшись к Даше и теребя кончик розового шарфа. – Когда же это было? Ах, да! Как раз тогда, когда бедная Ирина Федотовна скончалась, упокой господь ее душу. – Красницкая мелко перекрестилась и продолжила: – Я как раз Виктории Ильиничне игрушку стеклянную подарила, зайчика, на именины ее. И вот, представьте себе, Дашенька: приходит она уже ночью ко мне в комнату и начинает скандалить. Да-да, именно скандалить! И так некрасиво…

– Но почему? – перебила Даша.

– Ах, да все из-за зайца! – всплеснула ручками Красницкая. – Несла какую-то полную чепуху – что фигурка, мол, намек, что все из-за несчастного Петра Васильевича…

– Боровицкого?!

– Ну да, из-за него. В общем, я так ничего толком и не поняла. А Окунева швырнула зайца об стену. Вы можете себе представить?! Он, правда, не разбился, но я все равно его выкинула, не оставлять же разбитую вещь…

– У него ухо откололось, – задумчиво сказала Даша.

– Что? А, да. Откуда вы знаете?

Даша только махнула рукой. Теперь было ясно, откуда взялся стеклянный заяц у Ангела Ивановича, которого тот прибавил к своим сокровищам.

– Значит, вы так и не поняли, почему Окунева рассердилась?

– Нет, – покачала головой Римма Сергеевна. – Я только начала спрашивать, а тут Уденич, покойная, как начнет кричать из-за стены! А голос-то у нее солдафонский, сами помните… Виктория Ильинична шмыг – и за дверь… Так я ничего и не узнала. Попробовала на другой день в столовой к ней подойти, так она – не поверите, Дашенька, – зашипела на меня! Мне так нехорошо стало, я сразу и отошла. А теперь и встречаться не хочется…

Красницкая вздохнула и стала поправлять беретик. Даша посидела молча, глядя на качающиеся от ветра ветки боярышника, а потом негромко спросила:

– Римма Сергеевна, почему вы не рассказали, что были знакомы с Боровицким раньше?

Олеся выскочила из кабинета математики первой. Ура! Математичка отпустила их пораньше на целых десять минут! Поболтав с девчонками в раздевалке, Олеся нашла свою курточку, сунула шапку в карман и выскочила на улицу.