В неверном свете - Шефер Карло

— Два года?

— Почти четыре. — Глаза Хорнунг увлажнились. — И я согласна теперь на все, даже на то, чтобы просто быть тебе полезной. С какой охотой я стала бы тебя презирать! За то, как ты со мной обращаешься. Но не могу, не получается. Большую скалу невозможно презирать, просто невозможно.

— На нее можно только залезть, — невинным тоном добавил Тойер.

Эта двусмысленность оказалась самой большой глупостью, какую он мог сказать.

Хорнунг сверкнула глазами:

— Сейчас я влеплю тебе хорошенько, старый чурбан.

Тойер беспомощно поднял обе руки, он в самом деле испугался затрещины, словно ребенок.

— Тебе ничего не говорит имя Фаунс? — неловко спросил он.

Подействовало. Хорнунг задумалась. Комиссар мысленно поздравил себя.

— Нет, — сказала она, наконец. — Оно имеет отношение к твоему делу?

— Да, приблизительно. — Тойер неуверенно улыбнулся. — Но об этом я, разумеется, не имею права тебе рассказывать.

Возникла еще более неловкая пауза.

— На сегодня это все, господин Тойер? — Голос Хорнунг зазвучал по-новому, напомнив ее нескладному другу металлический визг пилы; и сейчас эта пила его распилит, без труда, ведь он-то не из металла. Вовсе не из металла.

Он набрал в грудь воздуха, тесней запахнул на теле кожаный пиджак, поправил брюки. Взглянул на небо, все ли там в порядке.

Потом рассказал про Вилли.

Ильдирим остановилась в коридоре, в конце которого находился ее кабинет, и невольно засмеялась. Проход был заставлен двумя скрещенными нестругаными брусьями, за ними лежала пленка. Четыре маляра красили стены плавными движениями певцов из группы «Вильдекер Херцбубен» ^[10].

Один из маляров подошел к ней:

— Чем могу быть полезен, прекрасное дитя?

— Ах, меня интересует чистый пустяк, — в тон ему ответила Ильдирим. — Мне, собственно, нужно только пройти в свой кабинет. И сесть за работу. — С нарастающей радостью она увидела, что перед ее дверью выстроена пирамида из банок с краской.

— Милая моя! — Маляр, казалось, был в восторге от возникшей коллизии. — Да там внутри пусто! Мы тут не управимся до конца недели. Ведь вчера вечером освободили все кабинеты. Вы уже забыли?

— Забыла, — засмеялась Ильдирим. — Какая я растяпа.

Рабочий с симпатией улыбнулся:

— Глядите-ка, да она хорошо знает немецкий. Доннерветтер.

Ильдирим радостно простучала каблучками в свой отдел и тотчас заглянула к шефу.

Впервые она не тяготилась его обществом. Вернц сразу покаялся — да, он забыл про малярные работы. Да, конечно, вчера всех переселили на временные рабочие места, а ее ведь не было. В итоге обер-прокурор выбрал позицию, которая наиболее подходит правителям, когда они совершают ляп, — он проявил великодушие. Ильдирим повезло, она может дожидаться дома окончания ремонта.

— В конце концов, вам ведь пришлось пережить неприятное происшествие. — Он задышал тяжелей. Воображаемое насилие непристойно повисло перед его взором. — Кстати, доктор Дункан, — отвлек он себя от сальных мыслей, — вы уж не забудьте сегодня про него, да еще, пожалуй, загляните к сыщикам, узнайте, что с тем утопленником. Я недавно беседовал с доктором Зельтманном…

Ильдирим быстро кивала, пока Вернц загружал ее бессмысленными поручениями на ближайшие два дня.

— Что же, собственно, тут делает этот Дункан? — спросила она, выходя. — То есть у нас. Почему он здесь?

— Он проводит исследования, — с благоговением сообщил Вернц. — Исследования.

— Но его никогда у нас не видно.

— Хорошего исследователя никогда не видно, — с умным видом поправил ее шеф. — Слишком настойчивое присутствие искажает результат. Зонд должен быть тонким. Моя дочка сейчас как раз изучает это по биологии.

— Какая странная история, — сказала Хорнунг, перешедшая, к неудовольствию комиссара, на белое вино. — Карлик без имени в темных улочках романтического Гейдельберга. Фальсификатор без имени… Но скажи-ка, вы уже вспомнили ту историю с картиной Тернера?

Тойер тупо покачал головой.

Она усмехнулась и выпила одним глотком полбокала.

— Ну, что скажешь? Я все-таки действительно пригодилась, так ведь, господин комиссар?

Меньше чем через полчаса они лежали на ковре в квартире Хорнунг и болтали. Тойер наслаждался поцелуями своей подружки, как лесной кабан наслаждается грязной лужей. Он урчал, стонал, мурлыкал нестройный менуэт, лежа на спине, потом, наконец, расстегнул ее молнию. Прежде ему это как-то не бросалось в глаза, но теперь, чуточку приоткрывая закрытые от наслаждения глаза, он видел непривычный красный цвет там, где обычно на ней было черное, словно ей предстояло пойти на лекцию к Сартру.