Любовь.ru. Любовь и смерть всегда вдвоем - Андреева Наталья

— Подбросили!

— А почему твои пальчики на нем?

— В лесу по бутылкам стрелял.

— А потом что было?

— Павел Петрович послал меня в машину, за пивом.

— А пистолет?

— На пень положил. Больше я его не брал.

— Понятно. Хорошо поразвлекались! Отпечатки твои он срисовал, доверенность на машину, из которой убили Петрова, ты имеешь. А ты говоришь, наркотики! Алиби-то у тебя наверняка нет. Стрельцов, небось, велел в этот вечер особняк стеречь?

— Ну и что? — затравленно посмотрел на него Сэм.

— А если бы он тебе денег предложил, смог бы человека убить?

— Не было у него никаких денег!

— Если Стрельцов не признается, плохо тебе придется, Муха. Ты — крайний.

— А мне всю жизнь плохо.

— Сашеньке-то Сосновской небось врал, а? Не сказал, что машина не твоя, и что ты простым водилой работаешь?

— Ну, не сказал, чего пристали? Так хозяин и не велел. Скажи, говорит, что ты крутой. Сын богатых родителей. И денег он давал на наркоту.

— А что ж ты, милый, сам не потребляешь?

— Брезгую. Крови боюсь. Они ж иголку прямо в вену втыкают! Я даже от телевизора отворачиваюсь, когда это вижу. Жуть, а? Меня в этих притонах наизнанку выворачивало. Но хозяин велел. Куда я денусь? Сирота.

— Значит, ты в тот день, когда убили Михаила Стрельцова, ты был у себя дома? На съемной квартире?

— Да! Та же Сашка подтвердит. Зачем мне врать? Наркоту признаю, раз нашли при мне. Но это ж не убийство. Много не дадут.

— Ошибаешься. Семь лет схлопочешь.

— Сколько?!

— Семь лет, — повторил Стас. — А то и больше. Надо было уголовный кодекс почитать перед тем, как за сомнительные хозяйские поручения браться. Сирота.

— Это не я! Стрельцов это, Павел Петрович! Он заставил!

— Вот и напиши, как заставил. Обстоятельно. Как у тебя с грамотой?

— В порядке.

— Пиши, голубь, пиши. А мы пока Павлом Петровичем займемся.

Стас вывел Любу в коридор и пожаловался:

— Хитрый он, Стрельцов Павел Петрович, ох и хитрый! Что мы ему предъявим? Его слово против мухинского. Кому поверят? У Стрельцова деньги, связи, адвокаты. Только на чистосердечное признание и приходится рассчитывать. Надо его на понт брать.

— Стас, — поморщилась Люба.

— Что такое?

— На понт!

— Ну, блефануть. Я потому тебя и взял. Ты должна сказать, что видела его в машине. Когда стекло опустилось. Он убил — сто процентов! А пистолет Сэму подбросил.

— Я знаю, чего он от меня хотел, — неожиданно сказала Люба. — Почему писал эти нудные послания, зачем вообще в первый раз пришел ко мне на прием. Поехали к нему.

— А, может, сюда?

— Поехали. Он боится. Давно уже сидит и боится.

— Ладно, только ребят с собой прихвачу. Вдруг он из ружья палить начнет?

— Скорее, плакать, — усмехнулась Люба. -Похоже, что он расклеился, Стас. Ну, убил он Михаила. Убил Олега, который его шантажировал. Засадил в тюрьму Полину. И что? Ведь он один теперь! Совсем один! Сидит в своем огромном особняке и боится. Теперь и Сэма ты взял. Все, Стас. Конец Стрельцову.

— Ты думаешь? Что ж… Поехали!

… Ворота были открыты. Такое ощущение, что их ждали. Любе показалось даже, что когда они вошли, Павел Петрович вздохнул с облегчением. Он взял протянутое удостоверение, соединил взглядом ее и Самохвалова и усмехнулся:

— Значит, я не ошибся. В милиции, значит, вы работаете. А как в поликлинике оказались? Или по совместительству? Мода такая, что ли. Все стучат!

— Присесть можно?

Люба стояла посреди той самой гостиной, в которой был накрыт стол в день рождения Полины. Сюда давно уже никто не заходил, даже пыль с мебели не вытирали. Но Люба хотела поговорить с хозяином именно здесь.

— Что ж, обыск делать будете? — Павел Петрович нисколько не волновался. Он был в халате и тапочках, и когда поднимался сюда, на второй этаж, по-старчески шаркал ногами.

«А как же бег по утрам, как же бассейн?» -подумала Люба. И сказала:

— Я видела вас в машине, Павел Петрович.

— В какой машине? — вздрогнул он.

— Это вы стреляли в Олега. А я сидела в машине. Ведь вы знаете, что я его жена? Я видела, как вы его убили.

— Зачем же вы тогда… А, понимаю… Хотели, чистосердечное признание. Так я давно.

— Что давно? — спросил Стас.

— Давно все написал.

Он направился к выходу, Стас дернулся, было, но Люба его остановила. Стрельцов беспрепятственно вышел из гостиной.

— А вдруг он сбежит? — зловещим шепотом спросил капитан Самохвалов.

— Не сбежит.

Стрельцов и в самом деле не сбежал. Вернулся с исписанными листками. Протянул их Любе:

— Вот. Возьмите.

— Это вы убили Михаила?

— Я.

— Значит, все Васькино семя — под корень? Дочь подсадить на иглу, сына на карты и рулетку. И первая, и второй плохо кончат. И — конец ненавистному роду Сосновских. Тем более, что вы и в самом деле считали это семя дурным. И ко мне на прием пришли, чтобы подстраховаться. Только за человека, помешавшегося от горя, вам сойти не удастся, Павел Петрович. Убили-то вы Михаила из-за денег. Из-за обычной жадности.

— Нет! Ложь это! Ложь! — замахал руками Стрельцов. — Умом я тронулся, когда узнал, что Мишка не мой сын! Тронулся умом от горя! Я к вам пришел утешения искать! А вы вон, значит, как!

— Вы пришли, чтобы было как можно больше свидетелей. Чтобы я тоже знала, что ваш сын и молодая жена живут, как кошка с собакой. И что из-за этого у вас стресс. Когда вас спрашивали в милиции об отношениях жены и сына, вы, небось, сказали: «Ругались, все об этом знают. Спросите у моего психотерапевта, я даже лечился от стресса». На самом деле придумали вы это давно. Убить Михаила и завладеть его деньгами. Ситуация-то стандартная: богатый мужчина в возрасте женится на молодой, красивой девушке, и всем понятно, что она выходит за него из-за денег. Понятно, что она хочет во что бы то ни стало эти деньги получить. Наследство. Понятно, что пасынок ей мешает. Вы кинули приманку — объявление в Интернете, нашли молодую дурочку.

Да тут еще счастливое совпадение: она оказалась знакомой вашего сына. Кто ж поверит, что не она убила? Поэтому-то вы за Полину и держались. Она была кандидаткой в убийцы еще до вашей свадьбы. В сущности, вам было все равно, что это будет за девушка, лишь бы молодая, неопытная и наивная. А, может быть, вы рассчитывали, что Полина-вторая и в самом деле его убьет. Из ревности к матери. Уж очень необычная сложилась ситуация.

И вдруг такой удобный случай: ссора на дне рождения молодой жены, в кадке нож, рядом нитяные перчатки. Михаил вышел покурить и успокоиться, вы надели перчатки, подкрались сзади и ударили его ножом. Михаил упал вниз, крайне неудачно. Ранение не было смертельным, но он сломал себе шею. А тут, как назло, вошел первый гость. Он видел, как вы поспешно скрылись в соседней комнате. Но Михаил был его кредитором. Долги-то автоматически переходили к вам! Вот Олег и промолчал. А потом и денег решил с вас содрать. И не будь Полина его дочерью, муки совести его не терзали бы, и он остался бы жив. Но он решил пойти в милицию, вы же решили, что не будете платить шантажисту. Долго вы его выслеживали? Вы же охотник, Павел Петрович! Вам терпения не занимать!

— Жадные все, — поморщился Стрельцов. -Войти бы ему минутой позже. Вроде, и машины не было слышно… Ну почему так, а? У Васьки трое детей, а у меня ни одного. И внуков нет. И не будет уже. И кому все это? А?

Он с тоской посмотрел в окно. Его владения радовали глаз ухоженностью. Высокий забор, малиновые крыши бани и беседки.

— Кому? Вы вот все говорите: расчетливый, жадный, — вздохнул Стрельцов. — А я понимаю, что в гроб все это не сложишь. Внуков хочу. Но своих, понимаете вы, своих? Не Васькино семя. А эта сучка молодая опять же, под Мишку норовила лечь. Я ж с ней мог поделиться. Ну, сколько бы ей дали? Адвокатов бы хороших нанял, скостили бы, сколько могли. Убийство в состоянии аффекта, до трех лет. Молодая, красивая, судьи бы ее пожалели. Мотив, опять же, подходящий для смягчения приговора: Мишка с ее матерью путался. Посидела бы немного и вышла. А могли и условно. Я ведь к ней привязался. Мы вроде и не чужие, я ее родителям жизнь поломал, — и Павел Петрович усмехнулся. — Из-за меня без отца росла. Может, поэтому и выросла такая сучка, — с неожиданной злостью сказал он.

— Но ведь это вы вырастили Михаила, — как можно мягче сказала Люба. — Он всегда считал вас отцом. И он был хорошим человеком…

— Нет! — закричал Павел Петрович. — Нет! Он — Васькин сын! Не мог Мишка быть хорошим, понятно вам?! Не мог. Дочка наркоманка и сынок слюнтяй — вот они, Васькины дети. И Мишка. Не человек — зверь. Хищник.

— Но он же вам помогал. И в делах, и деньгами.

— Я все признаю, — хрипло сказал Павел Петрович. — Слышите? Признаю. Что хотел — сделал. Легче не стало. А что срок хотел себе скостить, так это от слабости. Толку с того? Кончена жизнь. Ведите.